Кони понимал, какую опасность представляет для будущего целого народа — и для всей России — приговор «мултанцам». Он, как и Короленко, видел его политическое значение. «…Этим решением, — сказал Кони, — утверждается авторитетным словом суда не только существование ужасного и кровавого обычая, но и невольно выдвигается вопрос о том, приняты ли были достаточные и целесообразные меры для выполнения Россиею, в течение нескольких столетий владеющею вотским краем, своей христианско-культурной и просветительной миссии».

Сенаторы согласились с мнением обер-прокурора, вторично отменили приговор, что представляло, по словам В. Г. Короленко, «явление очень редкое в нашей практике».

Сенат изъял дело из Сарапульского окружного суда и передал его на новое рассмотрение Казанскому окружному суду.

Слова Кони о христианско-культурной миссии вызвали особое раздражение К. П. Победоносцева. На приеме в императорском дворце Муравьев, уединившись с Кони, высказал ему недоумение по поводу слишком строгого отношения сената к допущенным судом нарушениям.

— Николай Валерьянович, ошибки-то каковы?! Они там, в Сарапуле, поступают так, словно судебные уставы ни разу в руки не брали!

— Да, столичного блеска и эрудиции им не хватает. Но усердие похвальное…

— С их усердием в большую беду можно попасть. Вы бы знали, какое письмо прислал товарищ председателя Сарапульского суда!

— Читал. Господин Ивановский и меня посвятил в свои тревоги. Он, конечно, забыл, что сенат не входит в оценку существа дела, но вы уж очень резко его осадили…

Кони хотел возразить, но Муравьев выразительно показал ему глазами на худую сутулую фигуру Победоносцева, шествовавшего мелкими шажками рядом с Нарышкиной.

— Константин Петрович сердит. Считает, что вторая отмена скандалезна, привлекает излишнее внимание к этим вотякам. Но особенно гневается за ваши слова об ответственности России и православной церкви…

Кони развел руками. Недавнее воцарение Николая II, казалось, никак не отразилось на могуществе Константина Петровича, и создавалось впечатление, что он так и останется вечным «серым кардиналом».

— Да, Анатолий Федорович, мы с вами можем разводить руками, а Константин Петрович еще силен, и государь к нему прислушивается. Вам легко — отменили приговор и умыли руки. А если государь спросит меня: почему один и тот же суд по одному и тому же делу дважды постановил приговор, подлежащий отмене? Куда смотрело министерство, где был министр? Что за судьи в Сарапуле? А если там судьи опытные — что за сенаторы в кассационном департаменте? Мое дело при любом исходе малоприятное. И еще эта огласка, — Муравьев поморщился.