Сближение с Соловьёвым не означало отдаления от Страхова — скорее, наоборот: между ними сложился своего рода тройственный союз. Соловьёв чаще и дольше гостил у Фета, общение со Страховым было в большей степени эпистолярным. Страхов не только продолжал обмениваться с поэтом мыслями, критиковать и хвалить целые стихотворения и отдельные строчки, но и сообщал ему о разных событиях петербургской жизни: о том, как проходили похороны Тургенева, о модных скачках в Царском Селе, о шумихе вокруг приезда в марте 1884 года популярного немецкого писателя Фридриха Шпильгагена — одного из кумиров радикальной молодёжи в 1860—1870-е годы, о новой картине Репина «Иван Грозный и сын его Иван» (февраль 1885 года), о впечатлениях от музыки Вагнера (1884 год) — он был убеждённым вагнерианцем, в чём, видимо, расходился с Фетом. Из писем Соловьёва можно было узнать о новейших течениях в католицизме и степени религиозности болгар или сербов. Соловьёв и Страхов сообщали Фету новости друг о друге (и в свою очередь писали друг другу о здоровье и текущих делах поэта), известия из Ясной Поляны.

Как бы издали дополняла этот союз фигура Льва Толстого, находящегося в духовном отдалении от Фета, который по-прежнему не мог отлепиться от него душой. Соловьёв расходился с Толстым всё дальше до того, как в середине 1880-х годов вступил с ним в серьёзную полемику. Страхов до конца жизни сохранял огромный пиетет к личности Толстого и его взглядам и во многом мог считаться его учеником и последователем, поэтому именно на него обрушивались инвективы Фета против учения Толстого, его оторванности от реальной жизни и опыта, его лицемерия и губительности его поведения для жены и детей. Страхов, не собираясь отказываться от своих убеждений и одновременно не желая ссориться с любимым поэтом, уговаривал его не сердиться, призывая отнестись с терпением к самому Толстому и с уважением к его огромной интеллектуальной работе, к его искренним попыткам найти истину и жить в соответствии с ней.

В середине 1880-х этот союз оказался на грани предсказуемого распада. В сущности, оба философа изначально имели противоположные взгляды и как бы олицетворяли две стороны личности Фета и его мировидения: Страхов — любовь к материальному, природному, знание его законов и уважение к ним, Соловьёв — метафизику и предчувствие иного измерения в мире, заворожённость его тайной. Сходились они в признании христианства как учения, несущего высшую истину о мире (что было совершенно чуждо Фету), но подходили к нему слишком разными путями.