Погруженная в воспоминания, которые вызвали мысли о барышнях Дическу, а также — да, да! — в густой сладковатый запах цветущих лип, она проходила столь знакомыми с детства улицами. Сначала решила взять извозчика, но потом вдруг сообразила: она ведь в Кишиневе, а от гостиницы до дома барышень Дическу рукой подать, пересечь по диагонали Общественный сад, подняться на два квартала вверх, — вот и все.

Дверь, как всегда, открыла Лукица. Мария радостно ей улыбнулась. Прошло столько времени, она изъездила полсвета, столько всего перевидала и пережила, а здесь, дома, ровным счетом ничего не изменилось. Те же магазины, те же трамваи, те же люди. Та же Лукица, как и прежде, открывает дверь…

Старушка, однако, не узнала ее.

— Барышни дома? — чуть разочарованным тоном спросила Мария.

— Да. Занимаются в музыкальном салоне.

— Сообщите, пожалуйста, что их хочет видеть бывшая ученица.

Лукица не спеша понесла свое грузное тело в глубину дома. Мария осталась одна в прихожей и невольно огляделась. Здесь тоже не произошло никаких перемен. Тот же потертый по краям коврик, та же вешалка с подставкой для зонтиков и шляп. На том же столике тот же оставшийся с давних времен поднос для визитных карточек. Похоже, в нем нет нужды и сейчас, как и в годы ее ученичества. И только зеркало в старинной, с позолоченными завитушками, раме казалось еще более потускневшим.

— Барыни просят вас пройти, — услышала она более благосклонный голос Лукицы, но, намереваясь последовать за нею, увидела, что навстречу выходит домнишоара Елена, широко улыбающаяся, растроганная, взволнованная. В той же узкой юбке, в той же кофточке с высоким воротником и длинными с широкими манжетами рукавами. Сейчас этот наряд начала века казался более модным, чем прежде.

— Мария! Quelle surprise![48] Не могу даже поверить, что это ты! Но почему не сообщила заранее?

Вчера в «Бессарабской газете» появилась короткая заметка о ее приезде. Но ее старые учительницы были верны себе. Вели все ту же уединенную жизнь, оставаясь безразличными ко всему, что не касалось школы, музыки. В проеме двери в глубине коридора показалась и тоненькая фигура домнишоары Аннет. Мария вздрогнула. Тонкое, чуть удлиненное лицо домнишоары венчала все та же прическа по моде начала века, с пучком на макушке и редкими буклями, спадающими на виски. В последние годы Занятий в консерватории эти букли были золотистыми, блестящими, сейчас же посеребрились сединой. Домнишоара директриса была полностью седой. Однако все так же прямо держалась, по-прежнему живым оставался взгляд, так же гордо была посажена голова, пусть теперь и поседевшая. И так же, как в прежние времена, не в пример домнишоаре Елене, была сдержанна в проявлении чувств. Но по едва заметному дрожанию губ, по тому блеску глаз, который на мгновение погасил невозмутимость взгляда, Мария поняла, что взволнована и она. И все же домнишоара Аннет тут же справилась с волнением.