— Господи! Мне и в голову ничего подобного не приходит. Выглядите немного похудевшей, это правда…

— Ты, Муся, всегда была открытым и искренним созданием. Другая на твоем месте изрекла бы какую-нибудь подходящую к случаю банальность… Да, я не совсем хорошо себя чувствую. Потому-то и поторопилась завершить дело, которое, возможно, крайне огорчит тебя…

Мария ничего не могла понять. Сидела, не осмеливаясь задавать вопросы, хотя чувствовала что-то неладное. Уж не лишилась ли душевного равновесия доамна Нина? Она ведь всегда казалась несколько странной.

— Но не будем говорить о нас, — продолжала хозяйка, приняв молчание Марии, вероятно, за полнейшее одобрение только что сказанного. — Кроме этой перемены, в семье у нас нет ничего интересного и приятного, как и во всем этом забытом богом крае, каким всегда был и каким остается по сей день. Расскажи лучше о себе. Жизнь у тебя, должно быть, в самом деле необыкновенная… Натали придет с минуты на минуту. Если б ты, правда, позвонила…

— Извините, бога ради, напрочь забыла о существовании телефона… Что ж касается этого, как вы сказали, забытого богом края, то уверяю вас: каким бы он ни был, это самое дорогое для меня место на земле. Сейчас, приехав в родные места, я еще сильнее это ощутила.

— Все правильно. Я тоже просто не могу себе представить жизни в каком-то другом месте. Однако настали иные времена, молодежь стремится к другим горизонтам… А вот и Тали.

Раздался только слабый отголосок дверного звонка, но доамна Нина, проводившая, по-видимому, большую часть жизни на этой кушетке, узнавала каждого из домашних даже по тому, как они звонили.

Тали ворвалась в гостиную, снимая на бегу перчатки и соломенную шляпку.

— Муха! Наконец-то! Давай обнимемся, бедненькая! Представляю, как тебе тяжело! Эти наши младшие братья доставляют порой столько неприятностей. И мне становится страшно, когда подумаю, что может случиться что-то и с Ники…

— Натали!!! — перебила ее озадаченная доамна Нина.

— Прости, мамочка! Но пора бы и тебе перестать быть суеверной. Хорошо, хорошо, видишь — стучу по дереву.

И постучала костяшками пальцев по крышке стола.

Приходилось признать: повзрослела и Тали. И это было естественно. Хотя в воображении Марии все и всё оставалось таким, каким было в день отъезда. И каждый раз она чувствовала, что испытывает небольшое разочарование перед лицом действительности. Ее подруга оставалась по-прежнему словоохотливой, была такой же несдержанной в словах и движениях, но из глаз ее пропало прежнее открытое, наивное выражение, тот неудержимый инфантилизм, который и в восемнадцать лет заставлял порой думать, что перед тобой — несмышленый ребенок. Сейчас это была женщина в полном смысле слова. Она наследовала от матери высокую и стройную фигуру, но мягкие очертания лица неожиданно нарушались слишком массивным подбородком, не соответствующим чувственным губам и маленькому вздернутому носу. Исчезли и прежние локоны, волосы были причесаны по последней моде, с челкой на лбу, и челка эта была из прежних времен, золотистая и мягкая, пушистая.