— Но что она делает в Черновцах?

— В Черновцах? Ах, да. Ай-яй-яй! Какой миленькой вы стали, мадам Муся! А сколько шика! Чем прикажете угощать? Если б знала, приготовила бы баклаву, рулет или что-нибудь еще. Надеюсь, помните, как вам нравилась моя баклава в те времена? Когда учились вместе с Ривой музыке? Ах, золотые были времена! Не то что сейчас… Сейчас живем от утра до утра. — И понизив голос: — Появилась какая-то партия кузистов[50]… Ах, мадам Муся, вы приехали из Европы, как вы думаете: что будет с нами, евреями?

Мария нахмурилась. Вспомнила ужасающие сцены в Дрездене, еще более страшные рассказы, переходившие из уст в уста. Не стоит рассказывать все это здесь: мадам Табачник еще больше напугается. Но не находилось и успокаивающих слов.

— Но баклава все же есть…

— Не стоит, мадам Табачник. Я больше не ем баклаву. — И грустно улыбнулась. — Нужно следить за фигурой…

— Как же, как же, обязательно! Мы понимаем… Ах, мадам Муся! Как же вам повезло, как повезло…

— И все же вы не сказали: что делает в Черновцах Рива?

— Да, да! Что делает? Хочет открыть музыкальную школу. Учить детей играть на пианино. Совсем маленькую школу. Если б кто-нибудь спросил лично меня, стоит ли посылать детей в такую школу, я бы сказала, что все это — выброшенные на ветер деньги. Но кто станет меня спрашивать, тем более в Черновцах? Разве, может, по телефону? Так что пусть заработает какую-то копейку и Рива. Мы же тратились — теперь пусть тратятся другие. Только и пользы, мадам Муся, только и пользы…

Встречу с Тали она нарочно оставила на последние дни. Поскольку была самой легкой, самой приятной, вроде комедия дель арте после «Травиаты» или «Баттерфляй». Хотя и здесь, в этом доме, не ощутила больше прежней атмосферы покоя и безмятежной тишины, царившей по крайней мере внешне в прежние времена. Та же доамна Нина. Она сидела на своем обычном месте на кушетке в гостиной. Но как же сильно изменилась! Лицо больше не казалось тонким и нежно очерченным. Было худым, осунувшимся, черные круги опускались до самых скул. Тело, похоже, стало еще более мелким и хрупким. Радость встречи на какое-то время оживила ее глаза, но вскоре взгляд их снова погас, потускнел, словно она испугалась чего-то.

— О, о Мария, девочка наша! Мы давно уже ждем тебя. И, должна уверить, разделяем твою скорбь. Но и вместе с тем я счастлива видеть тебя. Хотя сейчас, наверно, ты не будешь от нас в большом восторге.

— С чего бы это, доамна Нина? Я всегда с большой любовью и признательностью вспоминаю часы, проведенные в вашем доме.

— Ах, не знаю, не изменишь ли мнение сейчас. Садись возле меня. И не обращай внимания, что так похудела. Никакой серьезной болезнью не страдаю…