Так вот, пока я не понял, что в кино подобное подобным не лечится, что клин надо выбивать клином, я мучился этот месяц, пока, наконец, не появился Олег Анофриев, под которого пришлось менять всю концепцию его роли, все мотивировки конфликтов. Вот уж кто на Заманского был непохож ничем, кроме — вот тут мне, наконец, повезло — габаритов, ему костюмы оказались впору, а значит, кое-что из снятого с дублером удалось потом использовать. Размеры-то те же, а картина в результате этой замены получилась более жесткая, но менее отчаянная, может, потому она все-таки один раз по ЦТ прошла, прежде чем на полку лечь. И еще из-за Симонова-старшего, хотя руки у него были связаны: не хотел и не мог делать лишние телодвижения, защищая картину сына, считал это неэтичным. Хотя меня как режиссера только на этой картине и признал.

СЧАСТЛИВЧИК ЛЕНЯ БЫКОВ

Не могу толком объяснить, почему, но вот уже несколько лет преследует меня чувство, что я перед ним в долгу. Мы не были друзьями, даже особо близкими знакомыми. В памяти — всего несколько встреч, в архиве — два коротких письма, оба с отказом сниматься в фильмах, куда я его приглашал, а вот поди ж ты — невыполненность долга перед его памятью постоянно напоминает о себе. (Приглашал я его сниматься и в следующую свою игровую, тоже на «Ленфильме», картину «Вернемся осенью».)

Может быть, кто-то уже сказал о нем то, что болит во мне, но я этого не читал, и «энергия заблуждения» толкает меня сказать о том. что кажется мне самым важным, самым главным — его невольным, невысказанным завещанием, уроком, который он выстрадал всей своей жизнью.

Жизнь Леонида Быкова в кино — это высокая трагедия, понимаемая в классическом значении этого слова: поле жизни, где на наших глазах шла борьба между героем и судьбой. Борьба с переменным успехом и трагическим исходом, о котором позаботился наш техницизированный век.

Мне сразу слышатся голоса недоумевающие, вопрошающие, сомневающиеся: Леонид Быков — и борьба с судьбой? Удачник, жизнелюб, любимец зрителей — и трагедия? Эко вы хватили!

Нет, я твердо знаю, что это именно так — иначе не взялся бы за перо. Я услышал от Быкова в первый день нашего знакомства в самом начале 60-х годов: «На мне весь средний советский кинематограф держится». И сказано это было грустно и просто, без бравады или иронии. Кинематограф наш совершал открытия, бурно возрождался после периода малокартинья, а на периферии главных направлений снимались симпатичные, славные, милые картины — безбрежное поле деятельности для симпатичного, славного и милого артиста Лени Быкова. Сколько было у артиста Быкова ролей? Пятьдесят? Семьдесят? А сколько фильмов с его участием можно назвать шедеврами? Ну, не шедеврами, но — важными, определяющими, содержащими открытие героя, идеи, новой художественной тропки в кинематографе? «В бой идут одни “старики”»? Так ведь это уже режиссер Леонид Быков — и об этом совсем другой разговор. А Леня знал эту арифметику и мучился ею в самый разгар, в самый пик своей популярности, своей первой всесоюзной славы.