Он пришел к нам в дом со съемок фильма «На семи ветрах» пришел вместе с Владом Заманским, с которым они, видимо, не могли не подружиться по врожденной неактерской застенчивости натур. Пришел тихий человек с очень знакомым, на кого-то ужасно похожим лицом, так что я только к середине вечера понял, кто сидит за столом. И тут-то Леня, уловив во мне невольную перемену тона, и сказал про средний кинематограф, словно хотел защититься от могущей возникнуть реакции на знаменитость.

Актер, если он настоящий актер, а уж кто же был настоящий, если не Леонид Быков, вкладывает в роль всю душу. Но ни одна роль, даже Гамлет, не в состоянии вместить всей актерской души. И если роли, идущие одна за другой, вмещают в себя практически одну и ту же часть души актера, — это превращается в амплуа. Бывает, что другие части этой актерской души отмирают или впадают в глубокую спячку, и актер замыкается в своем амплуа. Оно становится формой его существования. У Быкова часть души, не вместившаяся в его роли конца 50-х — начала 60-х годов, не просто болела, свербила, мешала жить — она бунтовала. Этот тихий удачник ел себя поедом за каждое повторение. Наверное, он был эгоистом, но удача средней, по его внутренней оценке, картины, в которой он снимался, не приносила ему ничего, кроме разочарования. Зависимость актерской судьбы от чужой воли, чужого вкуса и пристрастий, которую большинство актеров считают неизбежным злом, оборотной стороной профессии, он отвергал, и этот бунт на самой вершине успеха и известности казался многим эдаким «с жиру бешенством», в том числе и тем, от кого зависела его дальнейшая судьба.

Все мы зрители. Профессионалы, дилетанты, любители. И у всех у нас свои пристрастия. И пристрастия эти консервативны по преимуществу. Не случайно новое кино — хочешь, не хочешь — выдвигает нового актера. Старому мы бы этого не простили, не приняли. И мы слабо представляем себе, каким прокрустовым ложем для артиста является иногда наша совместная неизменная любовь к его уже сыгранным ролям. Какой-нибудь Семен Семенович из дальнего Тьмутараканска пишет артисту возмущенное письмо, что он-де — артист — изменил себе и, сыграв что-то на себя, прошлого, непохожее, совершенно испортил его, Семен Семеновича, впечатление от искусства. Да что там Тьмутараканск — один известный артист рассказывал мне, как кто-то из руководителей кинематографа просто перестал с ним здороваться после того, как он вслед за несколькими положительными ролями не менее удачно сыграл роль подлеца. Эти наши зрительские «прокрустовы объятия» загубили не одну актерскую попытку вырваться из плена амплуа и действительно во всем объеме использовать свое дарование. Нами покалеченным — нет им числа. Давайте это помнить.