Светлый фон

Никола ощутил вдруг смертельную усталость… Такое уже было с ним в феврале… И в октябре, перед Испанией.

Жан Борэ одобрил эскиз… Черный рояль, контрабас, а между роялем и контрабасом, в оркестровой яме – белые и желтые листки нотной бумаги. Сама музыка? Ветер?

Музыка была в противостоянье всего двух инструментов, музыка была в красном фоне.

Большинство искусствоведов считают это полотно вполне завершенным шедевром.

Иные пишут, что просвет с нотными листками – это и есть та пустота, в которую ушел художник…

Чего только не пишут об этом огромном полотне!

Арно Мансар считает, что построение картины напоминает классическое изображение Благовещения. Слева – простершийся перед Святой Девой ангел, справа – стоящая Богородица. В отличие от Вероники Шильц Арно Мансар не извиняется за богохульное сопоставление…

Многие пишут об этом торжествующем красном фоне картины. Считают, что он пришел с русской иконы. Маркаде уточняет, что это ближе всего к стилю Новгородской школы…

Русская икона, музыка, красная буря, та самая, что сделала его сиротой и подтолкнула к краю террасы над каменной мостовой улицы Ревели…

В понедельник, вернувшись от Жана Борэ, он забрал в антибской лавке заказанный им седьмой том собрания сочинений любимого им Чехова и продолжил работу над картиной.

Говорил по телефону с Жанной. Он виделся с ней в конце недели, они договорились о новой встрече, но теперь она сказала, что не сможет приехать. Никто не знает подробностей этого разговора. Бог мой, какие там разговоры, жаны, жанны, если все уже решено…

Во вторник, 15 марта он продолжал работать в одиночестве над «Концертом». Рокот рояля заглушал сомнения…

Днем Никола зашел к знакомому юристу в Антибе. Расспрашивал, как обеспечить имущественные права детей, в частности, тринадцатилетней Анны, если с ним что-нибудь случится. Он знал, что должно случиться, и чувствовал облегчение.

Близ цитадели он встретил главного куратора антибского музея, и господин Дор де ла Сушер захотел его сфотографировать. Никола улыбался. Пожалуй, с меньшим напряжением, чем обычно.

Добравшись до дому, он начал жечь письма. Письма Жанны он откладывал в сторону. Как пишет осведомленный биограф, он отнес пачку ее писем ее мужу и сказал: «Ваша взяла». Как и многие другие поступки де Сталя, этот поступок взрослого человека объяснить трудно. Обида? Месть?.. Он мстил модели? Ее мужу?

В Антиб он возвращался пешком. Дома продолжал жечь письма. Потом принял большую дозу веронала, но его вырвало. Тихий уход не удался…

В среду он не выходил из дому. Написал деловое письмо старшей дочери, потом два довольно странных и малозначащих прощальных письма Жаку Дюбуру и Жану Борэ. Вот письмо к Дюбуру: