Мысли, воспоминания опережают друг друга… Не ожидая конца воздушной тревоги, быстро оделась и направилась в Наркомат обороны, куда накануне была вызвана. Иду по набережной Москвы-реки. На углу Якиманки горит дом, пожарники здесь орудуют; рядом на крышах домов дежурят жильцы, как, бывало, рабочие на крышах цехов нашего завода — ведут борьбу с зажигалками.

В бюро пропусков Наркомата обороны, несмотря на ранний час и воздушную тревогу, военных полным полно. Сидят кто где, но больше всего, как, бывало, сиживали рабочие, — на корточках и курят. Дым стелется ступеньками, перебираясь снизу вверх, то густой махорочный, то светлый от папирос.

Двое молодых ребят стоят в стороне, тоже одеты в штатском, и я стала ближе к ним. Место, на случайно оказавшемся здесь стуле, уступает какой-то командир.

— Садитесь, ожидать долго. Вы на работу оформляетесь? Нет? Так, может, к отцу или к мужу пришли?..

И все сыплет вопрос за вопросом. Попался же такой говорун и обижать его не хочется, ведь офицер, рука подвязана на косынке защитного цвета, на правом виске седина проглядывает, а он совсем молодой хлопец. И чем-то напоминает старшего сталевара Алексея Бредихина. Командир еще что-то спрашивает, а перед глазами заводской сборный пункт, расположенный на стадионе.

…Бредихин с дочкой Олечкой сидит на траве, он отказался от брони, добровольно уходит на фронт.

Руки Алексея сжимаются до боли, будто в них оружие, чтобы уничтожить, отомстить врагу за вот эту, такую трудную, такую несправедливую, вопиющую разлуку отца с крохой дочкой, которая остается здесь одна. Ее надо защитить, надо защитить свою Родину.

Здесь же в сторонке стоит машинист крана Нина Лазарева с дочкой на руках и со своим Леней — машинистом электровоза. Вместе на завод поступили, учились, получили специальность, и вдруг война…

Стыдливо вытирает слезы жена Ивана Трифоновича.

«Почитай двадцать с лишним лет не расставались, а сейчас вот что оно выходит», — говорит она. Сын стесняется маминых слез, успокаивает ее.

— Ну что ты, мама, не плачь, неудобно ведь.

И он стоит уверенный, решительный, — он сын лучшего мастера-сталевара, теперь второй подручный, ему шестнадцати еще нет, но в цех он пришел с просьбой: «Примите в сталевары вместо отца, уходящего на фронт».

— И работает так, что еле сдержать — всего себя вкладывает, — говорит Иван Николаевич. Он сам не выходит с завода, обучает молодых ребят сталь варить, заменяет отсутствующих мастеров, работает так, «будто вторая жизнь началась и оно понятно, ведь над Родиной нависла опасность», — говорит он.