Добровольно уходит в Действующую армию Филипп Иванович, защитить завоеванное в грозном 1917-ом. И не узнать его — стал он строже, решимость и уверенность на лице: «Защитим свою Родину — вот ведь какую молодежь воспитали!» — говорит наш военрук.

Здесь, на сборном пункте, и мастер Митя Давиденко, и начальник смены Павленко, и Зарубин Витя, весь устремленный вперед. Здесь и секретарь заводского комитета комсомола Юра и Алехин — секретарь партийного бюро цеха.

В стороночке под развесистой белой березой с маленьким сынишкой Антошей стоят Зойка и Андрей. Тот самый старший сталевар, на свадьбе которого, казалось, совсем недавно гулял чуть ли не весь сталелитейный…

Снова вижу всех. Они стоят так, словно никогда вне строя и не были.

Среди всех Иван, вместе с которым уезжали из Дома рабочего подростка с мечтой овладеть наукой.

По на нашу землю напал враг, и Иван стоит как воин, готовый отдать жизнь, но защитить свою Родину.

…Вдруг донеслось: «Пашка, друг!» — и моего пытливого собеседника тискает в объятьях майор-танкист.

— Жив, бродяга, жив! — громовым голосом на все бюро пропусков выражал свою радость «говорливый» танкист. — Вот здорово, вот не ожидал! Видали мы, как он, гад, угодил в борт вашей машины, а у вас сверху, оказывается, лежали запасные бачки с горючим, и пламя сразу охватило весь танк. У нас такой же порядок был, но мы при выходе на исходные позиции бачки сваливаем к богу в рай. Рванули мы тогда вперед, здорово рванули. Если бы силенок побольше, но и так мы намолотили их там, будь здоров!

— Авиация тогда дала нам здорово прикурить…

Неудобно прислушиваться к чужому разговору, но ведь это разговор фронтовиков, как тут не слушать…

Скорее бы пропуск.

А танкисты все не умолкают.

— Нет, брат, что ни говори, лучше «тридцатьчетверки» машины нет, даже «КВ» и тот не лучше. На «Т-70» я отвоевался. Слушай, сравнил сорокапятимиллиметровая пушка или семидесятишести. И броня там потолще и башня, что игрушка, — литая, и двигатель — зверь, тянет так, что не остановить! Нет, только на «тридцатьчетверку» буду проситься…

Курит этот офицер, «Пашка», папиросу за папиросой, весь словно прокопченный, и такой уж он настоящий фронтовик, влюбленный в танки, что от него и отходить не хочется.

— А ты броню эту на зуб пробовал, что ли? По мне любая броня пробивается, так пусть лучше она будет потоньше, тогда, и маневрировать легче. А главное, как ни говори, — это маневр, — вмешался в разговор фронтовых друзей светловолосый офицер, совсем еще мальчик.

«Ишь ты какой выискался, — мысленно спорю я с ним. — Это твое непонимание значения брони и поэтому такая недооценка ее. А ты знаешь, что такое легированная, хорошо обработанная умелыми, преданными руками металлургов броневая сталь. Какая сила в ней. Броневой лист он и вязкий, и в то же время крепкий, его ни пуля, ни осколок не возьмут, и даже снаряд на испытаниях на полигоне не пробивал его. А если и геометрически правильно расположить листы, да при этом и башня литая… Эх, ты!»