«Мальчики» наблюдали, как меняется драгоценный камень в движении. Они обходили модель вокруг или просили ее подвигаться, проверяя, чтобы ожерелье или брошь сохраняли форму и привлекательный внешний вид со всех сторон. Только после этого украшение передавалось Жан-Жаку для последнего одобрения. Все, начиная от «лица» украшения и заканчивая застежками на спине, заслуживало самого пристального внимания. Все крошечные детали, о которых клиент едва ли задумывался, должны быть одновременно тонкими и крепкими. И двигаться, как выразился один конструктор, «с плавной точностью деталей ружья».

К тому времени, когда драгоценность попадет в шоурум, она пройдет тщательную проверку – лишь тогда ее сочтут достойной имени Cartier. Затем Жан-Жак должен был передать свой энтузиазм продавцам. «Если я могу «продать» вещь продавцу, – говорил он старшему дизайнеру Руперту Эммерсону, – я на полпути к тому, чтобы продать ее клиенту!»

Розовый бриллиант

Коронации отлично продвигали бизнес Cartier со времен Эдуарда VII. Совсем недавно, перед возведением на престол короля Георга VI в 1937 году, французские и американские Дома с завистью наблюдали, как Cartier London был завален заказами на большие тиары и ожерелья. Но 1953-й, год коронации Елизаветы II, не был столь плодовитым. Налоги на ювелирные изделия колебались от 50 до 75 процентов, делая невозможными крупные дорогие покупки. На этот раз гости коронации по большей части довольствовались тем, что носили собственные драгоценности или, как принцесса Маргарет, заимствовали у других (она надела тиару 1936 года, принадлежавшую ее сестре-королеве).

Но один из самых важных королевских заказов, выполненный в год коронации, не предназначался для ношения во время этого торжества. В 1947 году принцесса Елизавета получила в качестве свадебного подарка от Джона Уильямсона, канадского геолога и ярого монархиста, огромный розовый бриллиант в 54,5 карата. Алмаз, обнаруженный под баобабом в танзанийской горнодобывающей концессии Уильямсона, позже получил бриллиантовую огранку и стал весить 23,60 карата. А через пять лет после свадьбы принцессы, когда она готовилась стать королевой, Cartier поручили вставить камень в специальную брошь.

Для этой задачи был выбран Фредерик Мью, главный дизайнер. Он был хорошим другом Лемаршана и разделял талант французского дизайнера к натуралистическим изображениям цветов и животных. Они с Жан-Жаком прекрасно ладили – тихие, скромные люди, страстно любившие искусство; вдвоем обсуждали королевскую брошь. Несколько карандашных набросков были сведены к трем или четырем окончательным эскизам, которые затем были написаны гуашью, в натуральную величину, и представлены клиентке, чтобы она могла выбрать тот, что понравится.