Ролан говорил, что это балет про то, как губительна бывает любовь. Там есть момент – называется «печатная машинка». Мой герой был поэтом. Я как бы печатал «я тебя люблю», а на странице получалось «я тебя не люблю». Там весь хореографический текст очень интересен по смыслу, поставлен на диалогах Юноши с невидимым собеседником, а потом со Смертью. Каждое движение в нем – слово. Потому, когда я вижу, как многие артисты исполняли или исполняют «Юношу и Смерть», это, конечно, ужасно и не имеет никакого отношения к тому, как задумали его создатели.

Пети всегда очень щепетильно относился к вопросу – кто именно танцует его балеты. Однажды Асылмуратова уговорила его разрешить станцевать «Юношу и Смерть» ей с Зеленским в Лондоне в Sadler’s Wells Theatre. Ролан пришел на спектакль и демонстративно ушел из зала буквально через несколько тактов после начала. «Даже моя любовь к Алтынай не могла заставить меня это досмотреть, тем более, мне было бы стыдно выйти на сцену!» – говорил он мне с нескрываемым раздражением уже по истечении приличного времени.

Грандиозный скандал случился у Пети именно по поводу исполнителей с Мариинским театром. На премьеру, на партию Хозе в «Кармен», если не ошибаюсь, Пети выбрал Илью Кузнецова. Он любил красивых людей. А Вазиев отдал ее Зеленскому. На «Юношу и Смерть» Ролан выбрал Андриана Фадеева, а Вазиев отдал роль Рузиматову. Пети и через несколько лет не мог успокоиться по этому поводу: «Какой из него Юноша?» В знак протеста Пети улетел домой, не оставшись даже на премьеру. В течение многих лет он слышать не мог фамилию Вазиева, который практически обманул его, нарушил волю постановщика.

Ужасно было смотреть «Юношу и Смерть» в ГАБТе в 2010 году с далеким от интеллектуальности и понимания роли молодым артистом-крепышом. Пети к тому времени был очень болен: Альцгеймер, близкий к последней стадии. Он очень страдал, никого не узнавал, плакал, путался в словах. Ассистенты, получившие над ним, беспомощным, власть, возили его по миру как куклу. Ролана специально фотографировали с тем танцовщиком, провоцируя говорить, что он – гениальный исполнитель этого балета.

Но вернусь назад, в счастливое время, в Японию. Перед премьерой Пети повел меня в парикмахерскую и, как у него полагалось, постриг. С одной стороны, это действо было для него счастливой приметой. С другой – он боялся, что у меня на голове будут локоны. Пети говорил, что я, как Зизи, не имею права их иметь, что у нас с Жанмер такие фигуры и такие способности, что нас надо показывать на сцене просто голыми, такими, какие мы есть.