30 октября, четверг.

У меня есть оправдание в виде ревматизма, из-за которого я не могу писать здесь чаще, да и рука устает от работы. И все же, если бы я могла отнестись к себе профессионально, как к объекту анализа, то написала бы интереснейшую историю о последних нескольких днях, о перепадах настроения из-за «Дня и ночи». После письма Клайва пришло сообщение от Нессы — безграничная похвала; затем от Литтона — восторженная похвала, великий триумф, классика и т. д.; потом панегирик от Вайолет; а вчера утром вот эти слова от Моргана: «„По морю прочь“ мне понравился больше». И хотя он выказал восхищение, и читал второпях, и даже предложил перечитать еще раз, это перечеркнуло все удовольствие от остальных отзывов. Чистая правда, но продолжим. Около трех часов дня я почувствовала себя счастливее и легче именно из-за его порицания, а не от похвалы других людей, как будто я снова вернулась на землю после блаженного парения среди упругих облаков и мягкого приземления. И все же мнение Моргана я ценю не меньше остальных. Сегодня утром вышла заметка в «Times»[1297], очень хвалебная, но и умная; среди прочего, в ней говорится, что, хотя у романа «День и ночь» меньше внешнего блеска, он гораздо глубже предыдущего; с этим я согласна. Надеюсь, на этой неделе появятся и другие рецензии; хотелось бы после них получить и умные письма, а еще писать короткие рассказы; все равно чувствую, что с плеч свалился тяжелый груз.

Ревматизм заставил меня посетить регион, который представляется средневековым. Клайв ворвался ко мне вчера вечером — я собиралась сказать «как румяное солнышко», но мы оба были не в настроении. В некоторых отношениях он самый эгоистичный на свете человек, хотя не знаю, почему меня это так удивляет. Клайв — человек настроения, безразличный и легкомысленный. Но я прижала его к стенке и заставила говорить о «Дне и ночи», что он и сделал, сначала рассеянно, а потом увлеченно; однако он все равно постоянно думал о веселом времяпрепровождении в Париже.

1 ноября, суббота.

Будет ли у меня снова время писать здесь? Никогда я не была так завалена рецензиями, а ведь есть еще Джордж Элиот, занимающая место среди других книг, и Марри, эффективно заполняющий вообще любое свободное пространство. Я могу и облениться, если «День и ночь» возымеет успех. Никаких новых писем или рецензий. Хотя пришел чек на £25 за экземпляры, проданные по предзаказу. К счастью, я постепенно перестаю думать о книге и немного удивляюсь, когда люди говорят о ней (не то чтобы все говорили, но, встретившись вчера с мадам Шампкоммуналь[1298], я порадовалась, что она даже не слышала о книге). Эта дама, чье имя я никогда больше не напишу, хочет разделить аренду коттеджей в Трегертене; план может оказаться идеальным. Это женщина-гренадер с высокими румяными скулами, стройная, компетентная, красивая, несчастная, в сшитом на заказ и по последнему слову моды наряде. Я встретила ее на Риджент-сквер — везде погашен свет; одна свеча, как настаивают электрики. Иногда мне хочется, чтобы привычный уклад жизни (муж, дом, слуги, учреждения) не менялся. Вчера днем я заглянула в «Лондонскую группу[1299]», но не увидела ничего интересного, кроме людей, с которыми не хотела встречаться; столкнулась на площади с Ноэль Оливье. Наступает ноябрь. Вышел новый ежемесячник Сквайра [ «London Mercury»]; а теперь — «Мидлмарч[1300]».