Это было так прекрасно — вы даже себе не представляете.
В.: Вы ездили верхом?
Вы ездили верхом?
К.: Я гуляла по лесу. Мы слушали музыку. Я читала, и всегда нас окружали красивые вещи, на которые было любо-дорого смотреть; всегда что-то новое, никаких повторов. Я жила так 13 лет и говорила, что хочу умереть, когда все закончится. Но увы!
Я гуляла по лесу. Мы слушали музыку. Я читала, и всегда нас окружали красивые вещи, на которые было любо-дорого смотреть; всегда что-то новое, никаких повторов. Я жила так 13 лет и говорила, что хочу умереть, когда все закончится. Но увы!
В.: У вас не все так плохо.
У вас не все так плохо.
К.: Египет меня не интересовал. Меня не волнуют вещи вроде двух мужчин, бегущих перед моей повозкой. Я завидовала им — единственным людям, которые хоть как-то упражнялись. Цивилизация подходит к концу. Моей отец всегда предупреждал нас. Я читала историю. Мы все уйдем. Востребованы будут лишь художники, чтобы рисовать красивые узоры на телах. Никто не будет работать. Никакой одежды…
Египет меня не интересовал. Меня не волнуют вещи вроде двух мужчин, бегущих перед моей повозкой. Я завидовала им — единственным людям, которые хоть как-то упражнялись. Цивилизация подходит к концу. Моей отец всегда предупреждал нас. Я читала историю. Мы все уйдем. Востребованы будут лишь художники, чтобы рисовать красивые узоры на телах. Никто не будет работать. Никакой одежды…
Так мы общались в перерывах между Моцартом.
Полагаю, в Мэйфэйре это обыденные разговоры. Она, казалось, была убеждена в своих словах и почти ко всему равнодушна; ее единственное желание — оставить что-нибудь сыну и умереть до банкротства[1306]. Но говорила она с какой-то шутливой покорностью, предвещавшей доблестную смерть на эшафоте.
6 ноября, четверг.
6 ноября, четверг.
Вчера у нас ужинали Сидни и Морган. В целом я рада, что пожертвовала концертом. Сомнения по поводу Моргана и «Дня и ночи» устранены; теперь я знаю, почему этот роман ему нравится меньше, чем «По морю прочь», и понимаю, что его критика не способна обескураживать. Возможно, разумная критика никогда не обескураживает. И все же я не буду передавать его слова, поскольку и так пишу много критики. Сказанное им сводится к следующему: «День и ночь» — строго формальное и классическое произведение, поэтому от персонажей требуется, или это он требует, больше привлекательности, чем в такой расплывчатой и универсальной книге, как «По морю прочь». А персонажи «Дня и ночи» не вызывают симпатии. Моргану было все равно, как они разберутся между собой. Персонажи «По морю прочь» его тоже не интересовали, но там он и не чувствовал необходимости переживать за них. Все остальное ему понравилось; он не имел в виду, что «День и ночь» хуже предыдущего романа. Вздохов и красоты в нем предостаточно — я и правда не вижу причин огорчаться из-за Моргана Форстера. Сидни сказал, что книга его очень расстроила и «спасла» ее лишь концовка. Какой же я становлюсь занудой! Даже старая Вирджиния не будет такое читать, но сейчас все это кажется важным. «Cambridge Magazine»[1307] вторит словам Моргана о неприязни к персонажам, но считает, будто я все-таки нахожусь в авангарде современной литературы. Они говорят, что я цинично отношусь к своим героям, и вдаются в детали, с чем Морган, который сидел у газового камина и читал рецензию вслух, решительно не согласился. Таким образом, критики расходятся во мнениях, а несчастного автора, стремящегося быть в курсе, разрывает на части.