– Хазанов. Гена.

Чрезвычайная самоуверенность чуть не сорвала начало артистической карьеры Хазанова. На первом же экзамене в приёмной комиссии ему заявили:

– Вы, молодой человек, настолько профессиональны, что путь вам отсюда один – в Ханты-Мансийскую филармонию. Там вы будете в самый раз.

Выручил будущую знаменитость художественный руководитель училища Юрий Павлович Белов:

– Э-э-э… что же это мы, уважаемые, так набросились на юношу? Не будем так безапелляционны в своих суждениях. На мой неискушённый взгляд, в нём, безусловно, что-то имеется.

Другому конкуренту, Клявера, не повезло. Он очень хорошо показал себя на первом экзамене и решил избавиться от соперника, который не понравился ему своей фамилией (Нелипович) и обжорством. Во время очередной его трапезы Клявер неожиданно подошёл и гаркнул:

– Как твоя фамилия?

– Нелипович, – с трудом ответил вопрошаемый, так как его рот был полон.

– Не Липович, говоришь, – задумчиво протянул Клявер. – Ну а тогда какая же, если не Липович?

– Что значит «какая»? – прошамкал Нелипович. – Я же сказал: Нелипович. Непонятно, что ли?

– Ну почему же? Что ты не Липович – это-то мне как раз понятно. А непонятно мне другое: кто же ты есть, Нелипович, если ты не Липович?

– Фамилия моя Нелипович, – взъярился Нелипович. – Не-ли-по-вич!

– Слушай, – сыграл негодование Клявер, – ты как с представителем деканата разговариваешь? Последний раз спрашиваю: если ты не Липович, то кто ты?

– В смысле?

– Чё ты такой тупой? Вот я, например, не Достоевский, Хазанов не Гоголь, а кто ты, если говоришь, что ты не Липович? Может, ты Кацман, может, Иванов – мне неважно кто, мне важно, кто ты!

Смутил Клявер разум соперника, и на второй отборочный тур тот пришёл в полной растерянности. На вопрос о его фамилии испуганно прошептал:

– Нелипович, а кто конкретно, не могу сказать.

Потом глазами, полными недоумения и страха, обвёл членов комиссии и умоляюще попросил:

– Можно, я выйду?

Обратно он уже не вернулся. Лёва (Илья) был доволен: выиграл «сражение» без крови – дипломатическим путём. Но что характерно: будучи уже не Клявером, а широко известным артистом Олейниковым, в грехе молодости не раскаивался, и в мемуарах «Жизнь пестня, или Всё через „Жё“» писал: «Никаких угрызений совести я не почувствовал. Бездарен он был, этот Нелипович, долго не задержался бы – всё равно бы отчислили».