Светлый фон

Кстати. В декабре 1941 года дом В. И. Даля на Большой Грузинской едва не стал жертвой налёта. Во дворе, рядом с домом, упала бомба, но не разорвалась. При её обезвреживании обнаружилось, что вместо взрывчатки в ней лежал… русско-чешский словарь. Не символично ли, что бомба со столь оригинальной начинкой сохранила для нас пенаты создателя «Толкового словаря живого великорусского зыка»?

Кстати.

Большая Никитская – Хорошёвское шоссе

Большая Никитская – Хорошёвское шоссе

Б. Никитская начинается от Моховой улицы. В XIV–XV веках по её трассе проходила дорога на Волоколамск и Новгород. В 1565–1571 годах в начале её находился Опричный двор Ивана IV Грозного. Через два с половиной столетия здесь сложился комплекс зданий Московского университета; МГУ и Московская консерватория – самые значимые объекты на Большой Никитской.

 

Два гения. Такое бывает редко: встретились два гения – Л. Н. Толстой и П. И. Чайковский. Случилось это в один из декабрьских вечеров 1876 года.

Два гения.

С давних пор Лев Николаевич был близок с Н. Г. Рубинштейном. И вот специально для писателя в здании консерватории Николай Григорьевич устроил музыкальный вечер, на котором исполнялись камерные и вокальные произведения великого композитора.

Вечер, проведённый на Большой Никитской, произвёл на Толстого сильнейшее впечатление. В письме к брату Пётр Ильич с гордостью сообщал об ошеломляющем впечатлении, испытанном писателем. А спустя десять лет писал в дневнике: «Может быть, ни разу в жизни я не был польщён и тронут в своём авторском самолюбии, как когда Л. Н. Толстой, слушая Andante моего Первого квартета и сидя рядом со мной, – залился слезами».

Встреча с писателем носила дружеский характер. Началась она с угощения. Концерт проходил в Малом (Круглом) зале. Толстой остался очень доволен приёмом и потрясён музыкой. «Я никогда не получал такой дорогой для меня награды за мои литературные труды, – писал Лев Николаевич Чайковскому. – И какой милый Рубинштейн. Поблагодарите его ещё раз за меня. Он мне очень понравился. Да и все эти жрецы высшего в мире искусства, заседавшие за пирогом, оставили мне такое чистое и серьёзное впечатление. А уж о том, что происходило для меня в Круглом зале, я не могу вспомнить без содрогания».

Огорчило писателя одно – мимолётность встречи: «Сколько я не договорил с вами! Даже ничего не сказал из того, что хотел. И некогда было. Я наслаждался. И это моё пребывание в Москве останется для меня одним из лучших воспоминаний».

Вскоре в Ясную Поляну пришёл ответ Чайковского: «Как я рад, что вечер в консерватории оставил в вас хорошее впечатление. Вы можете из этого вывести заключение, что пара ушей такого великого художника, как вы, способны воодушевить артистов в сто раз больше, чем десятки тысяч ушей публики. Вы один из тех писателей, которые заставляют любить не только свои сочинения, но и самих себя. Видно было, что, играя так удивительно хорошо, они старались для очень любимого и дорогого человека».