В дальнейшем Чайковский ещё несколько раз встречался с Толстым. Увлечённо говорили о музыке и искусстве. Сестре, А. И. Давыдовой, Пётр Ильич признавался:
– Я ужасно польщён и горд интересом, который ему внушаю, и со своей стороны вполне очарован его идеальной личностью.
Влияние писателя на великого композитора оказалось сильным и благотворным. Своей почитательнице и меценатке Н. Ф. фон Мекк он рассказывал:
– Нынешнею зимой я имел несколько интересных разговоров с графом Л. Н. Толстым, которые раскрыли и разъяснили мне многое. Он убедил меня, что тот художник, который работает не по внутреннему побуждению, а с тонким расчётом на эффект, тот, который насилует свой талант с целью понравиться публике и заставляет себя угождать ей, – тот не вполне художник, его труды непрочные, успех их эфемерен. Я совершенно уверовал в эту истину.
И не только в эту, добавим мы от себя.
Женские хитрости. Человек эгоистичен, почти каждый артист вдвойне. Когда Алиса Коонен, молодая актриса МХТ, собралась покинуть его, основатели театра были в ужасе.
Женские хитрости.– Как решились вы уйти от Станиславского, – говорила Мария Петровна, супруга режиссёра, – от вашего учителя, от вашего отца, который отдал вам так много заботы и внимания? Который так верил в вас! Когда Немирович сообщил ему эту новость, он был потрясён. Скажу вам по секрету, он плакал. Я пыталась успокоить его, а он сказал: «Это как если бы Игорю[44] выкололи глаза».
Коонен тоже переживала своё «предательство», да так сильно, что решилась лечь на профилактическую операцию аппендицита, имея своей целью отнюдь не медицинские нужды:
– Я знала, что Константин Сергеевич испытывает панический страх при одном слове «операция». Если я лягу в больницу, у меня будет повод попросить его благословить меня. Неужели он откажет, зная, что мне грозит смертельная опасность?
Это был сильный ход. Конечно, великий режиссёр не мог отказать молоденькой и ещё «глупенькой» актрисе:
– Благословляю на операцию. А что касается всего другого, переломаете себе руки и ноги и останетесь калекой.
Благословление получилось не слишком-то обнадёживающим и ещё большее смятение внесло в душу будущей знаменитости:
– Зажав рот рукой, чтобы громко не разрыдаться, я выскочила в коридор и уткнулась в плечо Елены Павловны[45], которая торопливо потащила меня в гардеробную. Мы бежали из театра переулками. Я рыдала навзрыд. Неожиданно грянул гром, разразилась гроза с отчаянным ливнем. Мы укрылись в церкви Вознесения. Здесь было пусто, тихо.
Церковь Большого Вознесения находится в конце Большой Никитской и связана с известным историческим событием, о котором упоминает Коонен: