До наступления холодов пришел нехороший приказ от квартирмейстера – пока земля не замерзла, выкопать «запасные помещения» (то есть могилы) на зиму. Это было оправдано, однако один вид такой зиявшей ямы заставлял думать о том, кому она уготована судьбой. Солдатское кладбище находилось в центре Ржева недалеко от батальонного медицинского пункта, в подвале которого работал опытный хирург санитарной роты. Новый дивизионный врач постоянно выдвигал какие-то отговорки, чтобы не сопровождать меня – как это делал некогда полковник медицинской службы доктор Шюц – в поездках на позиции. Как-то после посещения передовой я побывал у одного больного командира роты, лежавшего в своем блиндаже. Полковник задал мне испуганно вопрос, подал ли я больному обер-лейтенанту руку. Естественно, у него был сыпной тиф. Мне быстро сделали прививку из небольших ампул, которые предназначались для людей более старого возраста.

На меня, как фаталиста, это не произвело никакого впечатления. Генерал-майор Суше был переведен в другое место, вместо него пришел подполковник Циквольф, командир 427-го гренадерского полка. У него было намерение использовать преимущественно «метательные» снаряды. Их обнаружили в большом количестве в саперном парке. Циквольф распорядился построить «стартовую установку» для запуска реактивных снарядов, нечто вроде примитивной возвышенной платформы. Затем над нами с громом пролетел «снаряд» с реактивным двигателем и исчез в расположении русских. Мощный снаряд около 2 м в длину имел калибр 280 – 320 мм, нес 50 кг взрывчатого вещества, горючих масел и взрыватель и покрывал расстояние до 2 км до цели[122]. Эффективное оружие было передано во все батальоны, которые самостоятельно выбирали исходную позицию.

В свой новый блиндаж я мог пригласить на ужин гостей и командиров. Среди приглашенных был начальник полевого госпиталя майор медицинской службы доктор Райнбахер, который был более инициативен, чем его предшественник. Также я прислушивался к просьбам ветеринара дивизии обер-лейтенанта ветеринарной службы доктора Валя. Мы разделяли ту точку зрения, что, как бы долго ни продолжалась война, не следует заниматься разведением молодых кобылиц, которые отрицательно влияли бы на производительность и угрожали жизни кобыл.

5 ноября пошел снег и начало задувать. Было 12 градусов мороза, в 1941 г. такая температура установилась на четыре недели раньше. На санях я отправился в обе санитарные роты. В Медведево меня встретила похоронная процессия, направлявшаяся к месту погребения унтер-офицера-санитара. Он заразился сыпным тифом. Я присоединился к процессии. Потом командир роты показывал мне чистые больничные палаты. У многих больных был жар, зачастую они имели отсутствующий вид. Смертность была повышенной. Тогда мы еще не знали, что те, кто выздоровеет, будут страдать от последствий болезни и не все смогут вернуться к своим прежним занятиям.