«Тебе известно, что папам не отпущена долгая жизнь, и потому мы не можем желать ничего более, как увидеть собственными глазами завершение работы над капеллой, где покоятся представители нашего семейства, а также над библиотекой, или, по крайней мере, знать, что таковая работа будет закончена. Посему мы вверяем твоему попечению и то и другое, а сами тем временем, как ты однажды выразился, вооружаемся терпением, приличествующим нашему сану, и будем молить Господа, чтобы Он ниспослал тебе мужества завершить начатое. Не сомневайся в том, что, пока мы живы, у тебя не будет недостатка в заказах и ты неизменно будешь вознагражден по заслугам»[976].

Постскриптум заключала прописная буква «Ю» («Юлий», «Джулио»), а составлен он был в неофициальной форме – папа обращался к художнику на «ты». Еще более однозначно свидетельствует об их совместном прошлом мягкий упрек «как ты однажды выразился», прорывающийся сквозь слои положенных согласно протоколу клише: папа запомнил это увещевание и принял близко к сердцу: ему надо запастись терпением. Кроме того, судя по этой краткой приписке, Климент с горечью осознавал, что время, отведенное ему для воплощения всех этих столь дорогих ему замыслов, будет недолгим.

* * *

По мнению многих хитроумных наблюдателей из числа тех, кто хорошо его знал, Климент по характеру совершенно не подходил на роль верховного властителя. Флорентийский дипломат и друг Макиавелли Франческо Веттори заметил, что Климент «предпринял несказанные усилия, дабы из великого и всеми почитаемого кардинала превратиться в ничтожного и презираемого папу»[977]. Медик и литератор Паоло Джовио писал, что папа, «подобно всем Медичи, обладал умом, образованностью и оригинальностью суждений почти во всем, включая изящные искусства». Впрочем, этот утонченный вкус Джовио полагал едва ли не пороком, ибо, по его мнению, «потрафляя ему, папа углублялся в тайны ремесленников и их произведений, обнаруживая почти противоестественную проницательность»[978][979]. С точки зрения Джовио, Климент «никогда не ошибался в мелочах, однако неудивительно, что в делах государственных, касающихся всеобщего блага, зачастую заблуждался»[980].

Франческо Гвиччардини, вначале служивший советником Климента VII, а потом командовавший папским войском, считал его безнадежным паникером. «Ежели папа принимал какое-либо решение, то довольно было и крошечного препятствия, – полагал Гвиччардини, – чтобы его снова охватил тот же страх и трепет, в коих он томился, пока сие решение он не принял, ибо стоило ему остановиться на чем-либо, как ему тотчас начинало казаться, будто он напрасно отверг правильный выбор»[981].