Когда Виттория возвратилась в Рим в 1536 году, она почти неизбежно должна была встретиться с Микеланджело, учитывая ту славу, которой оба они пользовались как поэты, а также тот факт, что они вращались в одних и тех же кругах (представить Микеланджело Виттории вполне мог Томмазо, который, будучи аристократом по рождению, хорошо знал семейство Колонна). Однако у нас нет точных свидетельств, когда и где именно произошла их встреча. Но возникает соблазн, пусть даже ничем не подкрепленный, связать впечатление, которое Виттория произвела на Микеланджело, с появлением на фреске «Страшный суд», впервые в творчестве Микеланджело, целого сонма героических добродетельных женщин. Эти святые жены, частью нагие, частью более или менее прикрытые одеяниями, составляют значительную группу ошуюю Христа. С точки зрения христианской иконографии это было весьма необычно: по словам искусствоведа, изучавшего фреску, «никогда прежде женщины не удостаивались такой чести»[1257].

* * *

В остальном Микеланджело все более и более свыкался с жизнью изгнанника и даже, быть может, начинал находить в ней удовлетворение. Вскоре, 10 декабря 1537 года, вместе с несколькими другими чужеземцами во время церемонии на Капитолийском холме ему было пожаловано римское гражданство[1258]. Тем временем в покинутой Микеланджело Флоренции разворачивалась политическая драма, сопровождавшаяся насилием. Противники герцога Алессандро при поддержке нового папы Павла III стали деятельно плести нити заговора и даже сформировали правительство в изгнании. Среди них были те, кто уже поддерживал тесные отношения с Микеланджело, и те, кому предстояло сблизиться с ним в скором будущем, например Донато Джаннотти и глава антимедицейских экспатриантов кардинал Никколо Ридольфи (1501–1550). Вероятно, художник знал об их планах и надеждах. Более того, упование на то, что во Флоренции сменится режим, могло стать еще одной причиной, по которой он медлил приступить к работе над «Страшным судом». Смена власти во Флоренции, возможно, дала бы ему шанс вернуться на родину.

Конец правлению Алессандро внезапно положил еще один представитель рода Медичи, Лоренцо (1514–1548) по прозвищу Лоренцино; те же, кто ненавидел его, величали его Лоренцаччо, или Лоренцо Скверный; он был внуком давнего покровителя Микеланджело Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи[1259]. Таким образом, Лоренцино принадлежал к младшей, обедневшей ветви семейства Медичи; он негодовал на то, что его внебрачный кузен был осыпан милостями и достиг вершин власти. Подобно флорентийским заговорщикам прошлого, он много размышлял о поступке Брута, убийцы Юлия Цезаря и, в глазах республиканцев, героя-тираноборца.