В последнее время предпринимались попытки реабилитировать проект Сангалло, и можно действительно согласиться с тем, что ряд его деталей, например чудесный декор интерьера, производил бы более гармоничное впечатление, чем то внутреннее убранство, которое мы видим сегодня. Но нельзя отрицать, что в целом внешний облик здания вышел бы откровенно слабым: получилась бы напоминающая свадебный торт конструкция, на которой возвышались бы несколько ярусов колонн и пилястров, и, сколь бы велики они ни были в реальности, на фоне всего сооружения они выглядели бы просто маленькими и жалкими. Микеланджело тотчас же понял это и исправил ошибку.

Многие зодчие, приступив к проекту, над которым столь долго, потратив столь крупные суммы, работал их предшественник, просто оставили бы все как есть. Незадолго до смерти Сангалло не только увидел завершение своей модели, изготовленной под его руководством его учеником Антонио Лабакко, но и успел возвести немалую часть внешних стен по обеим сторонам средокрестия. Любые серьезные изменения в его концепции означали бы, что все им построенное придется снести.

Нет ничего более характерного для стиля Микеланджело, чем та энергия, уверенность и решительность, с которой он принялся сокрушать все, что предусмотрел его предшественник. В очередной раз его вынудили взяться за проект, сломив его глубочайшее внутреннее сопротивление. Однако не успел он заняться нежеланным заказом, как ощутил прилив творческих сил, а его воображение воспарило. Вскоре его посетил куда более радикальный замысел, чем тот, что виделся папе. И все это несмотря на тот факт, что ему было более семидесяти лет, он тяжело переживал смерть своих близких и чуть не умер дважды за прошедшие два года. Он продолжал бурно и неудержимо извергать идеи, словно вулкан – лаву, его творческая фантазия была неистощима. Можно предположить, что новые художественные замыслы в принципе давали ему силы жить, невзирая на все скорби и печали, все беды и тяготы.

План собора Святого Петра, разработанный Сангалло, по мнению Микеланджело, был лишен такого важного свойства, как органичность. Иными словами, части не складывались неизбежно и убедительно в единое целое, как это можно наблюдать на примере человеческого тела. А именно этого, поясняет Микеланджело в письме к некоему кардиналу, имя которого, к сожалению, не названо, и требует архитектура: «Не подлежит сомнению, что члены архитектуры зависят от членов человеческого тела. Тот, кто не был и не стал хорошим мастером фигур, и в особенности мастером анатомии, не может этого понять»[1384].