Прибыв в Москву 1 апреля 1989 года, я почувствовал глубокое народное облегчение от того, что афганский конфликт закончился. Предполагали, что Брежнев и его окружение предали интересы страны, начав вторжение, которое привело к смерти нескольких тысяч советских парней, не считая более миллиона афганцев. Я не был уверен, была ли доля моих заслуг в том что произошло, но было ясно, что начало осуществляться то, на что я надеялся с 1980 года. Моджахеды получили знаменитые ракеты «Стингер», и теперь могли контролировать сельскую местность и продолжать борьбу. Несмотря на многочисленные попытки Запада представить их как неуправляемую толпу оборванцев и дикарей, их решимость оказалась очень сильной и позволила им преодолевать жестокие трудности. С другой стороны, серьезно пострадала репутация Советской Армии, особенно в исламских странах, и уже невозможно было вернуть веру советских граждан в мудрость коммунистической партии.
Во время того визита в апреле 1989 года я был немало удивлен, обнаружив, что советские власти готовы принять мою критику и начать диалог о соблюдении в СССР прав человека. Меня пригласили в советский МИД и уведомили о том, что известному отказнику Георгию Самойловичу разрешили покинуть страну. Мне также представилась возможность переговорить с самим Самойловичем у него дома, как только ему сообщили эту новость. Я встречался с народными депутатами от некоммунистических движений, и мы обсуждали вопросы, о которых раньше даже подумать не могли: о выгоде семейных фермерских хозяйств, о праве на осознанный отказ от военной службы, о демократическом контроле над КГБ, о малом частном бизнесе, о праве эмигрировать и путешествовать за границей, об отмене смертной казни и даже о возможности многопартийности. Я был на массовых митингах в Лужниках, где с жаром обсуждали подобные вопросы, и удивлялся, как спокойно милиция наблюдала за происходящим. Конечно, еще рано было говорить об отказе СССР от социализма, но можно было вести споры по всем другим направлениям.
Во время той апрельской поездки в моих отношениях с СССР наступил перелом, и это произошло, когда меня пригласили в редакцию еженедельного журнала «Новое время», издаваемого не только на русском, но и на многих иностранных языках. Его целью было распространение советской пропаганды в странах «третьего мира». В числе его сотрудников было немало агентов КГБ. Однако теперь он оказался в руках демократов, и его линия полностью изменилась. В марте журнал нападал на меня за мою статью[152] о КГБ и его «черной пропаганде». Но теперь, в апреле, когда в Лондоне Горбачев пообещал, что между Востоком и Западом будут новые отношения, редакция была готова опубликовать статью[153], озаглавленную «Обещание лорда Бетелла», о правах человека и о моих надеждах на освобождение советских военнопленных, все еще находившихся у моджахедов. «Новое время» было прекрасно информировано об афганской войне. Здесь знали про Игоря Рыкова и Олега Хлана, двух советских солдатах, которые в 1984 году причинили мне столько хлопот, и выяснили, где они живут. Мы договорились, что попытаемся встретиться с бывшими афганскими пленниками в июне 1989 года, после выборов в Европейский парламент.