Это были дни «московской весны», дни свободы, но экономика начинала рушиться, и в магазинах невозможно было купить многих вещей: лезвий, мыла, зубной пасты, масла, копченой колбасы. Группы из общества «Память», одетые в черные рубашки и кожаные армейские ботинки, выкрикивали на митингах расистские лозунги. Газеты действительно стали лучше, передачи Би-би-си теперь не глушили, но, как сказал мне один московский знакомый, ему от этого не стало легче, потому что нельзя было достать батарейки для радиоприемника. Короче говоря, Россия шла неизвестно куда, а светлое будущее, о котором в Лондоне говорил Горбачев, никто не мог гарантировать. Я написал об этом статью для газеты «Сан», озаглавив ее «Жизнь в России не стоит и колбасы»[154].

Множество различных обстоятельств помешало Сахарову выиграть в первом туре выборов, проходившем 26 марта, но в итоге позже он был избран народным депутатом. Его парламентская карьера не задалась. В одной из своих первых речей он повторил неподтвержденную информацию из западных источников о том, что в Афганистане советские вертолеты расстреливали свои же отряды, чтобы те не попали в плен к врагу. Реакция была подобна взрыву. 2 июня съезд народных депутатов, насчитывающий 2 250 человек, встретил овациями Сергея Червонопиского, депутата, потерявшего на афганской войне обе ноги, который обвинил Сахарова в том, что тот делает безответственные и провокационные заявления. Сахаров ответил, что несмотря ни на что все равно придерживается этого неподтвержденного мнения, потому что во многих случаях его работа требовала принятия некоторых утверждений без доказательств.

Он заявил, что глубоко уважает Советскую Армию и советских солдат, но его голос утонул в обвинениях депутатов в военной форме, грозящих ему кулаками, и представителей старой правящей верхушки, изливавших ненависть на лидера движения, которое угрожало лишить их привычных привилегий. Они жили прошлым, и Сахаров очень рисковал, придерживаясь своей точки зрения. Даже его друзья признали, что было очень опрометчиво задевать русский народ за живое в сложный период военного поражения. Это был неподходящий вопрос в неподходящий момент. После позорного отхода на север от реки Амударьи лишь немногие могли провести разграничение между хорошими солдатами и плохой войной. Над Сахаровым насмехались прямо с трибуны.

Этот опыт закалил его сердце и укрепил его решимость. 21 июня, выступая в Лондоне в Королевском институте международных отношений, он говорил о растущей непопулярности режима Горбачева и назвал СССР «последней империей на нашей планете». Сидевшая в зале Елена с места дополняла его речь и подтверждала ее фактами. Сахаров надеялся, что советская империя развалится мирно, как это было с Британской империей. Он предостерегал Запад о том, что не стоит выделять Советскому Союзу финансовую помощь из симпатий к Горбачеву, пока не будет четкого убеждения, что его правительство находится на правильном пути. Помощь Запада может поддержать загнивающую систему, добавил он. Казалось, Сахаров разочаровался в Горбачеве и возвращался на свою диссидентскую позицию.