Я позвонил Сахаровым из московского аэропорта, и мне удалось коротко поговорить с Еленой. Андрея будут помнить, сказал я ей, как человека, который больше других сделал для того, чтобы вытащить Россию из-под власти злой и разрушительной политической силы. «Я думаю так же, как и вы», — сказала мне Елена. Она пригласила меня на поминки, которые состоялись вечером после похорон.
В воскресенье 17 декабря я пришел к гробу во Дворец молодежи. Тело было обложено цветами. На нем был черный костюм с одним-единственным красным значком народного депутата. Правительственные награды находились у родных в Америке. Официально их все равно ему не вернули. В зале стояли траурные венки от правительства, Верховного Совета и Александра Солженицына. В толпе можно было узнать Гурия Марчука, президента Академии наук — человека, который грозил Андрею при его освобождении из Горького в декабре 1986 года и который никогда и ни в чем не помог своему ученому собрату. Люди шипели на него: «Почему Вы здесь? Как вам не стыдно!» Мужчины снимали меховые шапки, а женщины зажигали свечи и ставили их возле гроба. Елена сидела рядом, разговаривала с друзьями. На улице висели плакаты: на одних была изображена зачеркнутая цифра 6, и они призывали к отмене 6-й статьи советской конституции, на других была надпись: «Простите нас, Андрей Дмитриевич!» Многие люди почувствовали, что народ подвел Сахарова своим молчанием во времена гонений, а в момент его смерти понял, что Сахаров все это время был прав.
«Правда», так часто поливавшая Андрея грязью, опубликовала стихотворение Евгения Евтушенко, написанное на его смерть. Гроб Сахарова должен был быть выставлен для прощания с 13.00 до 17.00, но церемония затянулась до вечера, и за весь день мимо него прошло 100 000 человек. Затем гроб перевезли в Академию наук, куда рано утром в понедельник приехал Михаил Горбачев, чтобы сделать запись в книге соболезнований, которую потом опубликовала газета «Московские новости».
В ту ночь была оттепель, не свойственная этому времени года. Когда гроб перевезли на стадион в Лужники, пошел дождь. Ближайшую станцию метро закрыли. На улицах была слякоть и глубокие лужи. К раздражению скорбящих, вокруг стадиона собралось много милиции и солдат, и толпы людей пытались попасть на стадион для участия в гражданской панихиде, которая временами больше походила на политический съезд. Елена несколько раз обращалась к толпе: «Это не 1953-й. Вы отдаете честь Сахарову». Она вспомнила панику, царившую на московских улицах в марте 1953 года, во время которой множество людей были задавлены насмерть. Теперь же люди в толпе держали плакаты с зачеркнутой цифрой 6. Несли флаги республик, боровшихся за независимость. И снова Елена обратилась к толпе, чтобы прекратить давку. «Вы просите у Сахарова прощения, а сами не можете отступить на три метра!» И люди послушались ее. После митинга гроб перевезли на Востряковское кладбище и опустили в землю. Было уже темно.