В программе преобладала классика. Среди исполнителей почти совсем не было любителей. И певцы, п чтецы, и музыканты, подобно нам, простым смертным, провели годы за штахельдратом.

Публика хорошо принимала артистов. Каждый выход на сцену и каждый уход сопровождался бурей аплодисментов, а иногда и овациями. Певцу и певице пришлось бисировать.

Но вот вышел на сцену молодой тенор. Он спел три вещи, а под конец: «Выхожу один я на дорогу…»[1072]. Пел артист хорошо, а главное, с большим чувством. Когда он дошел до слов: «Уж не жду от жизни ничего я, и не жаль мне прошлого ничуть…» — из всех грудей вырвался тяжелый вздох, словно бурный ветер пронесся по рядам.

Через дорогу от нас стоят бараки, в которых живут немцы, увезенные гитлеровцами из Советского Союза. В этом лагере для фольксдойчев почему-то совсем нет мужчин, зато много детей и юных девиц. Они ходят к нам за водой, потому что их водопроводная сеть разбомблена и до сих пор не восстановлена. Когда немочки-репатриантки появляются в нашем лагере, вокруг них собирается кружок. Да это и не удивительно: во-первых, среди юных фольксдойчек немало хорошеньких, во-вторых, все они свободно владеют русским языком. А что ни говори, все-таки приятно поговорить на родном языке с миловидной землячкой.

Сегодня днем, проходя мимо водопроводного крана, я заметил большую группу экс-пленяг, окруживших шестерку немочек. Делать было нечего, и поэтому я тоже принял участие в дружеском собеседовании.

— А знаете что, девчата, — сказал Вася Немчинов, — ведь вас повезут в Сибирь!

Но на лицах девушек я не заметил никакого волнения. Наоборот, они весело смотрели на нас и даже улыбались.

— Что, не верите? А я не вру. Ей-богу, повезут вас на Колыму.

— Ну что ты, дурачина, стращаешь нас, — затараторила бойкая блондиночка. — Зря стараешься, все равно никого не напугаешь. Ты лучше постращай вон этих, райхсдойчев. Вот кто хуже пекла боится Сибири. А нам что: мы Сибири не боимся, Сибирь ведь тоже русская земля.

20 августа, ровно в 23 часа 30 минут батальон вывели из лагеря.

Улицы наполнились криком, шумом, гомоном, скрипом тачек и тележек. Ну прямо-таки татарская орда или цыганский табор, кочующий по степям Новороссии.

До вокзала добирались почти целый час. В поезд погрузились поздно ночью, примерно в два часа. В моем вагоне оказалось свыше ста человек.

Тут не то что лежать, а и сидеть негде. Поэтому многие ребята (в их числе и я) сразу же после посадки полезли на крышу. Правда, не только скученность погнала нас на верхотуру, но и любовь к чистому воздуху и к матери-природе. Ведь с давних пор известно, что езда верхом на вагоне — ни с чем не сравнимое удовольствие.