Биографии и МемуарыГеоргий Владимов: бремя рыцарствастр 335
Светлый фон
был собран целый букет Вся наша краса у него там печаталась хорошего человека, про которого все забы Я вам, Жора, расскажу про него одну историю, а вы уж сами решайте, хороший ли он человек, и нужно ли его добрым словом вспоминать

Вместе с Севастьяновым Владимов попал в закрытый Центральный архив Министерства обороны в Подольске. Основные материалы, накладные и докладные были ему не особенно интересны. Один раз он даже схулиганил: найдя неподписанный приказ о доставке водки, поставил под ним свою размашистую подпись. Но когда дело дошло до материалов военной прокуратуры, открылся страшный мир: «Я-то думал, что был подготовлен, но к жестокости, подлости и бессмысленности этого ада нормального человека ничто подготовить не могло».

Я-то думал, что был подготовлен, но к жестокости, подлости и бессмысленности этого ада нормального человека ничто подготовить не могло

Среди дел, которые он читал, встретилась фамилия лейтенанта Галишникова, расстрелянного «за трусость». «Я прочел его дело, понял, что он ни в чем не виноват, и решил, что я его в своем романе реабилитирую»:

Я прочел его дело, понял, что он ни в чем не виноват, и решил, что я его в своем романе реабилитирую
И вот однажды пришел из боя лейтенант с одиннадцатью солдатами, остатком его роты, и сказал, что есть же предел идиотизму, что с такой горсткой людей ему не отбить высоту 119 и он их губить не станет, пусть его одного расстреляют. Лейтенант Галишников – так звали обреченного, генерал его имя запомнил (3/214).

И вот однажды пришел из боя лейтенант с одиннадцатью солдатами, остатком его роты, и сказал, что есть же предел идиотизму, что с такой горсткой людей ему не отбить высоту 119 и он их губить не станет, пусть его одного расстреляют. Лейтенант Галишников – так звали обреченного, генерал его имя запомнил (3/214).

В романе расстреливают не его (уже упомянутая казнь майора Красовского), но в жизни двадцатидвухлетний лейтенант был казнен за неисполнение «священного приказа Верховного» (приказ № 227, см. ниже), ни при каких ситуациях не разрешающего отступлений.

Вечерами Владимов по памяти записывал прочитанное, маскируя материал как наброски исторического романа о Малюте Скуратове.

На него произвели тяжелое впечатление воспоминания Севастьянова о раскулачивании, грабежах и позорном участии армии в репрессиях против безоружных крестьян, «сборе семенного фонда» – то, о чем сам генерал рассказывал с огромной горечью, угнетенный своим участием в разорении и уничтожении крестьянства. Диалог Кобрисова с его ординарцем Шестериковым был дословной цитатой, записанной Владимовым: