На Халхин-Голе Григоренко впервые столкнулся с Г.К. Жуковым, которого он считал военачальником крайне честолюбивым и жестоким, но не очень образованным[452]. По его мнению, Жуков повторил в войне на Халхин-Голе ошибки, которые были причиной поражения в Русско-японской войне 1904–1905 годов. Подробный их анализ можно было прочитать в профессиональной литературе. Ситуация начала улучшаться, когда командующим Дальневосточным фронтом был назначен генерал-полковник Г.М. Штерн, грамотный военный и достойный человек, о котором Григоренко сохранил самую теплую память[453]. После конфликта на Халхин-Голе комиссия военных экспертов после долгой и тщательной работы представила подробный доклад с необходимыми рекомендациями об изменении структуры и подготовки советских вооруженных сил. Доклад был нейтрален, но каждому участнику конфликта на Халхин-Голе была ясна позитивная оценка действий Штерна, в то время как Жуков был представлен не лучшим образом. Жуков, прочитав доклад, объявил, что писавшие «ничего не поняли», и наложил резолюцию: «В архив». Необходимые, с точки зрения специалистов, реформы армии проведены не были. Григоренко констатировал (он называет доклад «книгой»): «Книга, вскрывшая на небольшом боевом эпизоде теоретические пороки в боевой подготовке войск и офицеров, которые выявились и во Второй мировой войне, оказалась упрятанной от офицерского состава. Ради сохранения собственного престижа начальники в Советском Союзе готовы были на любые подлоги и обманы, на нанесение любого ущерба народу и государству»[454].

Григоренко писал о Жукове как о человеке «жестком, мстительном». Раз не поладив с ним на Халхин-Голе, Григоренко очень старался избежать встречи с ним, когда начал служить на Западном фронте. В романе Владимова есть эпизод, когда Григоренко упоминается впрямую в диалоге Жукова с Кобрисовым:

– Командующий, откуда я вас еще до этой войны помню? Не были на Халхин-Голе? – Был, товарищ маршал. – А по какому поводу встречались? Кобрисов, помявшись, сказал: – А вы меня к расстрелу приговорили. В числе семнадцати командиров. Маршал улыбнулся той же улыбкой беззубого ребенка. – Ну, ясно, что к расстрелу, я к другому не приговариваю. Не я, конечно, а трибунал… Как же случилось, что живы? – А нас тогда московская комиссия выручила, из Генштаба, во главе с полковником Григоренко. Они ваш приказ обжаловали и, наоборот, кое-кого к «Красному Знамени» представили. В том числе и меня. Вы же потом и подписали (3/242–243).

– Командующий, откуда я вас еще до этой войны помню? Не были на Халхин-Голе?