Выплыл в памяти и такой странный их разговор за водочкой, когда генерал выспрашивал настойчиво: «А все же мужичок принял колхозы?» – «Как не принять, Фотий Иванович, ежели обрезов не хватило». И генерал, насупясь, не поднимая глаз на него, а глядя в стопку, сказал: «Ну, выпьем, чтоб в следующий раз – хватило…» (3/123)

Выплыл в памяти и такой странный их разговор за водочкой, когда генерал выспрашивал настойчиво: «А все же мужичок принял колхозы?» – «Как не принять, Фотий Иванович, ежели обрезов не хватило». И генерал, насупясь, не поднимая глаз на него, а глядя в стопку, сказал: «Ну, выпьем, чтоб в следующий раз – хватило…» (3/123)

Генерал А.А. Власов тоже пришел в роман «с подачи Севастьянова». Именно наступление Власова спасло Севастьянову жизнь под Москвой, когда он был ранен во время своего легкомысленного похода «на коньяк» в Большие (Малые) Перемерки: «А не Власов, остался бы я тогда лежать в снежном овраге», – вспоминал Севастьянов. Владимов уже думал о включении фигуры Власова в роман, и рассказы Севастьянова послужили основой для формирования сюжета и образа этого персонажа в книге.

Тепло прощаясь со своим редактором, Севастьянов сказал в последнем застолье: «Мое дело было такое, что у меня умирали люди. Но я не палач. А при казнях я всегда себя палачом чувствовал. Так тяжесть на душе и оставалась навсегда». Эта фраза, чуть измененная, была включена в текст романа (3/250).

История освобождения Киева и судьба генерала Е.Н. Чибисова поразили Владимова: «Услышав, не написать об этом было не только невозможно, но просто бесчестно». В тексте романа он сформулировал свою цель:

Вот разве что сыщется все-таки дотошный историк, который не пощадит штанов в усидчивом рвении и докопается до истины? Или найдется щелкопер, бумагомарака, душа Тряпичкин, разроет, вытащит, вставит в свою литературу – и тем спасет генеральскую честь? (3/258–259)

Вот разве что сыщется все-таки дотошный историк, который не пощадит штанов в усидчивом рвении и докопается до истины? Или найдется щелкопер, бумагомарака, душа Тряпичкин, разроет, вытащит, вставит в свою литературу – и тем спасет генеральскую честь? (3/258–259)

Вспоминая свой мемуарно-генеральский опыт, Владимов подытожил: «Первый генерал был у меня страшно удачный, без его рассказов роман бы не возник в том виде, в котором появился на свет». Но и генералу повезло с молодым редактором: среди серии генеральских мемуаров, книга Севастьянова выделяется живостью, драматизмом повествования и яркой образностью языка.