Именно Григоренко рассказал Владимову, что Смерш вербовал всех шоферов, ординарцев и адъютантов, которые должны были докладывать о своих «пассажирах» и начальниках. Отвертеться было невозможно, хотя многие избегали докладов, прикидываясь дурачками или ссылаясь на то, что докладывать нечего. Один из шоферов Григоренко, «белобрысенький белорус», сразу рассказавший генералу о вербовке, сформулировал так: «Буду я ему доносить, как же, пусть лопухом подтирается». И говорил пристававшему смершевцу, что его начальник, «как тронешь машину», моментально засыпает: «А чуть остановишь, сразу просыпается, свойство организма у него такое…» Тот едко возражал, что предыдущие шоферы «такого свойства организма» у Григоренко не замечали. «Дык, а я че могу сделать-то, – “наивно” хлопал ресницами парень, – значит, как тронешь машину…»
белобрысенький белорус
Буду я ему доносить, как же, пусть лопухом подтирается
как тронешь машину
А чуть остановишь, сразу просыпается, свойство организма у него такое
такого свойства организма
Дык, а я че могу сделать-то,
“наивно” хлопал ресницами парень,
значит, как тронешь машину…
От Григоренко Владимов услышал поразительный эпизод, который едва не стоил генералу (тогда полковнику) свободы и жизни. В одной из частей на Западном фронте, где он служил, был смершевец, всегда ходивший с коротким хлыстом, которым он разрубал воздух, когда хотел кого-то припугнуть. Однажды Григоренко, изможденный после тяжелого сражения, увидел, как этот смершевец в лихо сидящей на голове фуражечке и чистенькой гимнастерке, громко отчитывал измученного, измазанного землей и кровью солдата, взмахивая хлыстом, отчего тот вздрагивал. Выдержанный Григоренко вдруг потерял самообладание и, вырвав из рук смершевца хлыст, сломал его и заорал: «А ну вон отсюда! И чтоб духу твоего тут не было! Выпорю этим хлыстом так, что мать родную не узнаешь!» Спросив фамилию солдата, он сразу внес его в список представленных к званию Героя Советского Союза. Владимов сказал мне, передавая этот эпизод:
А ну вон отсюда! И чтоб духу твоего тут не было! Выпорю этим хлыстом так, что мать родную не узнаешь!
Я осознал тогда, что психология Смерша была психологией крепостных холуев, которых веками пороли на конюшне. Это были мертвые души, неожиданно для самих себя вызванные к жизни и дорвавшиеся до власти над живыми людьми. Отсюда и хлысты, и совершенно инстинктивно у Григоренко – угроза порки (ГВ).
Я осознал тогда, что психология Смерша была психологией крепостных холуев, которых веками пороли на конюшне. Это были мертвые души, неожиданно для самих себя вызванные к жизни и дорвавшиеся до власти над живыми людьми. Отсюда и хлысты, и совершенно инстинктивно у Григоренко – угроза порки (ГВ).