Второй эпизод: взяв в плен солдат, воевавших на стороне гитлеровцев, смершевцы пообещали им шанс на жизнь – доплыви до другого берега и живи, стрелять не будем, «слово чекиста». И верные своему слову чекисты устроили кровавый аттракцион: не стреляли, но спустив на воду катер, гонялись зигзагами за плывущими и разрезали на куски всех до единого. Какой бы тяжелой ни была вина тех, над кем сомкнулись в тот день окровавленные воды реки, садистский грех их палачей отвратителен (3/389).

Третий эпизод связан с десантником, сумевшим почти сразу убежать из плена, сцена, о которой Солженицын писал: «…просто кусок живого сердца и мяса… (По моим многочисленным тюремным встречам – все верно до струнки!)» (31.08.1997, FSO. АП). Этот солдат даже не сражался на стороне гитлеровцев: вся его вина состояла в том, что, избив, его забрали в недолгий плен (3/200–205). Но тут в дело вступает Смерш, и генерал Кобрисов, совершенно понимая невиновность десантника, не может ничего поделать, чтобы защитить и спасти его от подозрений и будущих истязаний. Зато для Светлоокова такой пленный – праздник. Он и паясничает, и предвкушает допрос с пристрастием, и радуется своей бесчеловечной власти над судьбой воина. Единственное проявление сочувствия, которое возможно в этой ситуации для командующего армией Кобрисова, – пожелание несчастному выдержать испытания и пытки «там», в царстве светлооковых, перед которыми он сам бессилен[502].

Владимов думал, что тысячи солдат, которые, сражаясь в советских войсках, отдали бы жизнь за Родину, часто поднимали оружие против нее, став в ряды гитлеровской армии не по убеждениям, но от отчаяния, голода и безысходности. При создании этих эпизодов писатель был уверен, что, хотя и предатели, эти солдаты не менее преступников, осужденных на Нюрнбергском процессе, заслуживали справедливого суда, права открыто сказать свое последнее слово, и если и умереть, то не в ожесточении и отчаянии от происшедшей с ними жизненной катастрофы, но с чувством очищающего раскаяния и смирения.

* * *

19 апреля 1943 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ № 39 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красногвардейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и их пособников». В этом указе повешение как одна из форм приведения приговора в исполнение было введено официально. И «в воспитательных целях» утверждалось, что казнь должна производиться публично, а тела повешенных следовало оставлять на виселице в течение нескольких дней.