Какое будущее ожидало мальчика Курдюкова и его огромного, тупого брата-командира после Гражданской войны? Неграмотные, не приученные думать, лишенные всяких понятий права, суда, государственности, ценности личности, они научились «жить великолепно», «рубать», убивать, мучить и при этом сохранять неколебимую уверенность в своей правоте и высоких целях. В их диком мире «кислого огурца и мировой революции»[490] не оставалось места состраданию к чужой боли[491].

Они не были большинством народа, но именно из них вырастали те кадры, которые, по словам Сталина, «решали все». Военные сражения, в основном окончившиеся в 1922 году, превратились в нескончаемую гражданскую войну, то латентную, то обостряющуюся, – отчасти потому, что эти «кадры» иначе жить не умели. Они превратились в мучителей миллионов, в бездумных, безжалостных палачей – арестовывавших, пытавших, насиловавших, расстреливавших, – несчастные люди с психикой, навсегда чудовищно искаженной Гражданской войной. Глядя на этих победителей жизни, вырастали мальчики, становившиеся «светлоокими» опричниками, чтобы спастись от передовой. Во время войны они убивали своих соотечественников в заградотрядах и расстреливали солдат за провалы и неудачи верховного командования, а в мирное время шпионили за людьми и мешали им жить, с аппетитом поглощая за это недоступные нормальным труженикам продукты из специальных распределителей.

Длящееся наследие Гражданской войны – распад правового государства, безнаказанность самосудов, приговоры, определявшиеся не законом, а классовой идеологией, искажение норм и культуры общественных отношений. И чувство бессилия, полной потери контроля населением в обстоятельствах, где ценность человеческой личности и жизни оказались утрачены.

Конечно, шла и нормальная жизнь, и миллионы бывших воинов Гражданской, как и другие люди в стране, строили свою семью, находили профессию, устраивали дом и быт. Эти две реальности существовали, одна разрушая другую, и жившие в них люди пересекались постоянно. Гениальный скрипач Давид Ойстрах, лауреат многих международных премий, рассказывал Мстиславу Ростроповичу, как в 1937-м или 1938 году, приготовив узелок, он ждал каждую ночь возможного ареста[492]. И однажды в два часа ночи у дома остановилась машина, из которой вышли люди в форме. В подъезде осталось двое мужчин – живущий напротив сосед и Ойстрах, остальные были арестованы. Они с женой стояли под дверью и ждали. Шаги остановились на их площадке, сотрудники НКВД позвонили в соседнюю квартиру. Ойстрах почувствовал огромнейшее облегчение и радость («не меня!») и уже в следующий момент – безмерный стыд и ужас. По признанию великого музыканта, что-то в нем навсегда умерло, он был душевно сломлен той ночью, став одной из невидимых, неисчислимых жертв войны, которую органы госбезопасности вели против своих граждан.