В 1939 году во время одной из беспощадных немецких бомбардировок Лондона на дом Синг-Хатчинсон прямым попаданием упала бомба, навсегда разрушив его до невосстановимого состояния. Патрик с Джоан собрали под обвалами и грудами камней уцелевшие остатки ценнейшей семейной коллекции. От Ренессанса осталась лишь одна карандашная копия потолка Сикстинской капеллы, исполненная учеником Микеланджело еще при жизни мастера. Остальное было уничтожено. То же случилось с барочной живописью. Импрессионистам повезло чуть больше. Мраморная скульптура погибла вся, как и большая часть фарфора и серебра.

После войны всем владельцам разрушенных домов, рыбацких домиков и дворцов выплатили одинаковую небольшую компенсацию. Никто не роптал: трагедия страшной войны, длившейся семь лет, уравняла всех и оставила разбомбленную страну без средств. Брат и сестра купили на эти деньги для матери небольшой домик с розовым садом в деревне.

Бетти и Патрик знали друг друга с младенчества, он был двумя годами старше. Они поженились и неразлучно прожили шестьдесят пять лет. В годовщину их свадьбы пришло поздравление от Елизаветы II, написанное рукой самой королевы. А через полтора месяца Бетти умерла.

После ее похорон прошла неделя до описываемого мной дня. Мы дважды заезжали к Патрику, и я послала ему интересную статью о картине Гольбейна-младшего «Послы». Патрик всегда был замкнутым человеком, а в последние годы вообще никуда не выходил, боясь оставить Бетти одну. Поэтому, когда он не ответил на звонок не только вечером, но и утром, Пенничка серьезно забеспокоилась, и ее тревога немедленно передалась мне.

Выслушав меня, Георгий Николаевич твердо заявил, что поедет с нами: «Вы же не думаете, что я отпущу двух женщин одних в такой ситуации?» Мы встретились на станции метро «Swiss Cottage» и молча пошли к дому Синг-Хатчинсон. Они жили в небольшой трехкомнатной квартирке. Мы позвонили снизу – ответа не было. Поднялись на лифте и позвонили в дверь. Наконец решили, что я войду первой: Патрик меня знал и, увидев, не испугался бы. Я вошла в квартиру, заглянула в пустую гостиную, прошла в спальню и увидела его на полу. Он лежал в синей пижаме, на белом отвороте карманчика – его инициалы, любовно вышитые Бетти синими нитками. Рядом стоял стакан с густым раствором разведенного снотворного и лежала записка, в которой он просил врачей не возвращать его к жизни. На столе было письмо – жить без Бетти он не хотел.

Я пошла за Пенничкой и Георгием Николаевичем. Вызвали скорую помощь. Медики приехали через сорок минут, засвидетельствовали смерть и позвонили в полицию. Довольно быстро прибыли двое молодых полицейских, мужчина и женщина. Осмотрев квартиру, мужчина написал протокол, с любопытством посмотрев на Георгия Николаевича после моего объяснения о личности и профессии гостя. Меня поразили такт и деликатность, с которыми полицейские с нами разговаривали. Вызвали полицейского врача, необходимого для освидетельствования в таких случаях. Мужчина-полицейский после этого ушел, сказав, что его коллега Хлоя останется с нами и будет организовывать все необходимое: «Вам не надо ни о чем беспокоиться». Я тихонько переводила Георгию Николаевичу, и он слушал и смотрел на все с таким интенсивным «писательским» вниманием, которого я никогда не видела раньше на его лице. Врача пришлось ждать очень долго: он был где-то довольно далеко на месте преступления, а потом попал в пробку. Хлоя была в основном на кухне, время от времени принося нам воды или чая.