Игорь был знаком и с В. Делоне[710] (периода ссылки упомятнувшегося), еще с массой интереснейших людей, творцов – но молодость! широкоразбрасывавшаяся, эгоистическая моя молодость, не усадила ты меня попристальнее и скрупулезнее «повыведовать», поназапомнить о путях Буха. Вот даже и некогда подаренной фотографии не сыскать. Но если вы откроете за 64-й страницей томик из «Лит<ературных> Памятников» Рильке, то бюст работы Клары Рильке-Вестгоф поразительно напоминает Бухбиндера. Возможно, во мне отголоски юности, некая тяга к идеализации – но похож, может быть, и сам Бух улавливал это сходство, к тому же Рильке был едва ли не любимейшим его поэтом, возможно, что он пробовал и переводить, а в период наибольшей между нами близости советовал и мне. Не изданного еще тогда Мандельштама – поэзию – знал всего наизусть. Итак, Игорь явился в свою фрунзенскую ссылку в как всегда незашнурованных ботинках, <с> рукописями и своими «любимыми немцами». Многие еще помнят – что это были за придушенные годы – конец 60-х, 70-е… Мытарствовал и, наконец, этому насквозь, каждым геном, интеллигентному, хрупкому, как бы романтических времен менестрелю, образованнейшему и талантливейшему поэту довелось обрести достойное адское место машиниста ТЭЦ. На его работе я побывал однажды – она огромна, эта фрунзенски-бишкекская ТЭЦ, страшно-вибрантно-гудяща, парно-душна, у Игоря же развивалась астма. От которой он и задохнулся летом 1983-го… Постепенно обнаруживались со-товарищи по Цеху и бесперспективности опубликования. Существовали даже литобъединения (А. Бережной из «Рубикона»-«Тулпара», кажется, всё печатается, Лев Аксельруд, наверняка как поэт никому там не нужный – в Израиле[711]) – приходили люди почитать-поплескаться, похохмить да напиться – эх, та водочка-самогоночка, коию столь талантливо выгоняла жена Бухбиндера! Родилась у них и дочь – Мария, вроде бы в отца, уже даже что-то печатает свое. Среди собратьев Бух был признан Мэтром, его критику и дружбу ценили, да многих он, собственно, и «породил», многие тянулись к нему и, как бы кто не открещивался ныне из еще, слава богу, живых, от влияния Буха на себя – пусть не в стиле… а хотя бы в элементарном просвещении – отказаться, думаю, было бы, не покривив душою, сложно. Талантливых того круга сформировалось достаточно – прежде всего покойный Василий Бетехтин, скорее всего, и вдохновленный Игорем на Поэзию, и которого Бух считал поэтом высшим себя, еще писал и стихи прозаик Анатолий Абдурахманов («подкомпилированный» Соколовым в № 3), тот же Соколов, Юрий Богомолец, С. Басина, я, наконец и др. Мне трудно что-либо наверняка упомянуть о, так сказать, конфессиональной принадлежности Бухбиндера – тема Божественного не стояла в разговорах того круга и времени не центральном месте – его интересовало прежде всего Искусство, в каком-то смысле это и было его религией, а ряд лет, после переезда во Псков, мы уже общались урывками, разделяли пространства и времена, но атеистом назвать его, всё же, уверен, было бы ошибкой.