Собственная его лекторская деятельность в Пролеткульте началась осенью того же 1918 года. Читал Ходасевич лекции о Пушкине. Конспекты части этих лекций сохранились. Примечательно вступление к первой лекции:

Нельзя научить быть поэтом. ‹…› Поэзия – непроизвольна. Чудо, рождающееся из духовной мощи личности. Тайна, таинство. Репетиция чуда? Инсценировка таинства. Кощунство. К тому же – обман, обольщение. ‹…› Единственный правильный путь – учиться читать. Умеющий читать, если есть дар, научится и писать. ‹…› Итак – главная задача нашего специального отделения – выработка читателя стихов, а не писателя. В России никогда до сих пор не умели читать стихов. Основная ошибка – смены взглядов – то содержание, то форма. Ни то ни другое. Содержание и форма – одно[402].

Нельзя научить быть поэтом. ‹…› Поэзия – непроизвольна. Чудо, рождающееся из духовной мощи личности. Тайна, таинство. Репетиция чуда? Инсценировка таинства. Кощунство. К тому же – обман, обольщение. ‹…›

Единственный правильный путь – учиться читать. Умеющий читать, если есть дар, научится и писать. ‹…›

Итак – главная задача нашего специального отделения – выработка читателя стихов, а не писателя. В России никогда до сих пор не умели читать стихов. Основная ошибка – смены взглядов – то содержание, то форма. Ни то ни другое. Содержание и форма – одно[402].

Сложность связана с неравномерностью подготовки аудитории: среди слушателей были люди как совсем невежественные, так и довольно начитанные. Тем не менее Владислав Фелицианович приспособился, его лекции пользовались успехом; но вскоре преподавателю неожиданно предложили перейти на семинарскую систему:

Сколько я ни возражал, что семинарий требует регулярной посещаемости, в тогдашних условиях недостижимой, – мне был один ответ: совет Пролеткульта постановил. Делать нечего, я перешел на систему семинария. Мне пришлось сразу указать слушателям на то, что новая система требует от них постоянного присутствия и некоторой домашней работы, без которой семинарий немыслим. Мне ответили: постараемся, – но голоса были неуверенные. Случилось то, чего надо было ожидать. Уже на второе собрание семинария не явилась часть бывших на первом, зато явились новички, которым пришлось объяснять все сызнова. Студийцы смущались, конфузились передо мной и друг перед другом – “активное участие” приходилось из них вытягивать чуть не клещами, добывая его в микроскопических дозах. В конце концов все сводилось к тому, что я один, надсаживаясь, “играл” и за руководителя, и за весь семинарий. Когда все-таки студийцы начали кое-как втягиваться в работу, последовал новый приказ: отменить семинарий и читать систематический курс: “Жизнь и творчество Пушкина”[403].