Судя по всему, замысел Ходасевича изначально был шире: возможно, он собирался создать нечто вроде лиро-эпической автобиографии. По крайней мере, один из набросков того времени (“Я помню в детстве душный летний вечер…”) позволяет это предположить. Речь в нем идет о коронации Николая II, о ходынке. Но в написанных стихотворениях он касается только впечатлений 1910-х годов, точнее, случайных мгновений прорыва, просветления, осознания, связанных с опытом этих лет.

Два стихотворения вдохновлены пребыванием в 1911 году в Венеции. На первый взгляд, ничего неожиданного здесь нет: венецианские мотивы то и дело мелькали в стихах и прозе Ходасевича перед революцией, но тогда в этом не было ни глубины, ни своеобразия. Надо ли было, в итоге, самому побывать в Венеции, чтобы написать рассказ “Сигары синьоры Конти” (в “декамероновском” духе) или стихотворение “Вот в этом палаццо жила Дездемона…” (1914)? Кажется, что и стихотворение 1918 года “Встреча” начинается банально:

Можно, конечно, припомнить ернические замечания о венецианских туристках из писем 1911 года и поговорить о несоответствии правды жизни и правды поэзии… Но “Встреча” – не любовные стихи в обычном смысле слова. Поймав взор незнакомой красавицы, поэт прикоснулся к чему-то более глубокому:

Что же это за вечный хмель? Дыхание жизни, юности? Вероятно. Но вот другое “венецианское” стихотворение – “Полдень”. При виде мальчика “с ведерком и совочком”, играющего у его ног, лирический герой вспоминает, как сам он сидел у подножия венецианского каменного льва. Геральдический символ Венеции, города святого Марка, оказывается воплощением того высокого и вечного, в сравнении с которым житейская личность поэта мала и молода, как этот мальчик с ведерком. Но осознание этого контраста не угнетает, а вдохновляет.

Дальше – “Обезьяна” (1919), стихотворение, сюжет которого отнесен к лету 1914 года. Многие заметили удивительное сюжетное сходство с другим поэтическим текстом той же эпохи – “С обезьяной” (1907) Ивана Бунина. Специалисты отмечали, впрочем, и аналогичный эпизод в “Conclusive évidence” Владимира Набокова. Но сходство с Буниным, казалось бы, особенно велико. Балканец-музыкант с обезьяной (хорват у Бунина, серб у Ходасевича); зной; обезьянка, пьющая воду; особенный взгляд животного, на который обращают внимание оба поэта… Вопросом специально занялся В. В. Зельченко. который в своей книге “Стихотворение Владислава Ходасевича «Обезьяна». Комментарий”[410] убедительно доказал, что два классика независимо друг от друга обработали сюжет, который был общим местом литературы того времени – в том числе массовой.