Коммунистом Ходасевич, конечно, не стал – более того, с каждым днем, проведенным вне Советской России, он все резче расходился с большевистским режимом. Но неприятие “толстобрюхих хамов” и “прохвостов”, да и всей буржуазной европейской реальности, останется с ним надолго. В сущности, именно от этого, от диктатуры “благополучного гражданина”, почтенного торговца, бежал он, как ему казалось, из России – чтобы оказаться в самом средоточии этого “разложения”. Нина тем временем с любопытством наблюдала допотопные, фантастические на ее двадцатилетний взгляд, образцы “бывших людей” – вроде вице-губернаторши, носящей траур “не то по «государю-императору», не то по Распутину”, с отвращением спрашивающей барышню, закончила ли та Пролеткульт и собирается ли держать экзамены в комсомол.

Русская литературная среда в Берлине была густа настолько, что поддерживать привычный круг общения для новоприбывших не составляло труда. С 1921-го по 1923 год в Берлине и неподалеку от него почти постоянно жили Горький, Ремизов, Белый, Алексей Толстой, Эренбург. В апреле 1922-го появились Виктор Шкловский и Марк Алданов, в мае, правда всего на два месяца, Цветаева и Эфрон, и одновременно на такой же срок – Есенин с Айседорой Дункан (вторично Берлин стал ареной есенинских пьяных безумств в феврале-апреле 1923 года). В июне приехал Зайцев, в августе Пастернак, в сентябре Георгий Иванов, в ноябре-декабре в Берлине гастролировал Маяковский, в октябре 1922-го и летом 1923-го короткое время жил Гершензон. Эти писатели не просто находились в одном городе с Ходасевичем – почти с каждым из них он встречался на литературных вечерах или у себя дома, иногда по несколько раз в неделю. Эти встречи аккуратно зафиксированы в ежедневнике, который Ходасевич вел с 1922 года до конца жизни и который в шутку называл “камер-фурьерским журналом” (такие журналы велись в старину при дворах царствующих особ).

Так что когда в процитированном письме Борису Диатроптову Владислав Фелицианович называет русский литературный Берлин “провинцией”, это выглядит как привычная уже высокомерная поза. На короткое время столица Веймарской республики стала одной из столиц русской словесности – и русского книгоиздания, коли на то пошло. Здесь находилось издательство Зиновия Гржебина, одного из основателей “Всемирной литературы”, который заключил контракт с Наркомпросом и получал от него заказы, частично оплаченные. В 1922–1923 годах Гржебин выпустил 225 книг, в том числе четыре книги Ходасевича: второе, исправленное и дополненное издание “Тяжелой лиры”, два переиздания “Счастливого домика” и антологию “Из еврейских поэтов”. Другие издательства – “Эпоха”, “Слово”, “Мысль”, “Грани” – также внесли свой вклад в историю русской печати. Общая номенклатура берлинских изданий на русском языке в эти два года была больше, чем вышедших в Москве и Петрограде. На титульном листе выпущенных в Берлине книг иногда значился двойной адрес: “М. – Берлин” или “Берлин – Пг.”. Книги этих издательств до поры до времени допускались к ввозу в Совдепию, а московские и петроградские писатели не боялись в них издаваться.