Это не осталось незамеченным. Очень резко отозвался о поступке Ходасевича Роман Якобсон в статье “О поколении, растратившем своих поэтов” (напечатанной под одной обложкой[668] со статьей Святополка-Мирского “Две смерти: 1837–1930”):

Помои ругани и лжи льет на погибшего поэта причастный к поэзии Ходасевич. Он-то разбирается в удельном весе, – знает, что клеветнически поносит одного из величайших русских поэтов. И когда язвит, что всего каких-нибудь пятнадцать лет поступи – “лошадиный век” – дано было М<аяковско>му, ведь это – самооплевывание, это пасквили висельника, измывательство над трагическим балансом своего же поколения. Баланс М<аяковско>го – “я с жизнью в расчете”; плюгавая судьбенка Ходасевича – “страшнейшая из амортизаций, амортизация сердца и души”[669].

Помои ругани и лжи льет на погибшего поэта причастный к поэзии Ходасевич. Он-то разбирается в удельном весе, – знает, что клеветнически поносит одного из величайших русских поэтов. И когда язвит, что всего каких-нибудь пятнадцать лет поступи – “лошадиный век” – дано было М<аяковско>му, ведь это – самооплевывание, это пасквили висельника, измывательство над трагическим балансом своего же поколения. Баланс М<аяковско>го – “я с жизнью в расчете”; плюгавая судьбенка Ходасевича – “страшнейшая из амортизаций, амортизация сердца и души”[669].

Очень грубо и зло, но Якобсона можно понять: Ходасевич пнул ногой свежий труп его трагически погибшего друга.

Критик и литературовед Альфред Людвигович Бем, профессор Карлова университета в Праге и неформальный глава пражской молодой поэтической школы, известной как “Скит поэтов”, ответил Якобсону и Ходасевичу на страницах “Руля” (1931. № 3220. 2 июля). Осудив филолога-формалиста за грубость, он поддержал его по существу:

Статья В. Ходасевича О Маяковском, появившаяся после его смерти, была недопустима по своему характеру и объективно несправедлива. В моем представлении ‹…› она является в критической деятельности его несомненным срывом. ‹…› В. Ходасевич совершенно неверно сводит роль В. Маяковского к снижению словесного материала в поэзии, к ее нарочитому огрублению. Даже отбросив тот обидный смысл, который вкладывает В. Ходасевич в это утверждение, оно просто объективно неверно. В поэзии Маяковского меньше всего пошлости, есть в ней грубость, но эта грубость скорее литературный прием, чем факт биографии; может быть, нет в ней особенной изысканности и сложности, но есть несомненная сила непосредственной поэтичности.

Статья В. Ходасевича О Маяковском, появившаяся после его смерти, была недопустима по своему характеру и объективно несправедлива. В моем представлении ‹…› она является в критической деятельности его несомненным срывом. ‹…› В. Ходасевич совершенно неверно сводит роль В. Маяковского к снижению словесного материала в поэзии, к ее нарочитому огрублению. Даже отбросив тот обидный смысл, который вкладывает В. Ходасевич в это утверждение, оно просто объективно неверно. В поэзии Маяковского меньше всего пошлости, есть в ней грубость, но эта грубость скорее литературный прием, чем факт биографии; может быть, нет в ней особенной изысканности и сложности, но есть несомненная сила непосредственной поэтичности.