После выхода в начале осени 1927 года “Собрания стихов” критика вновь обильно заговорила о Ходасевиче. Можно сказать, что это был – если говорить о внешнем признании – звездный час Ходасевича-поэта. Никогда прежде – и никогда после до 1939 года – разом не говорились такое количество таких слов о его стихах, как в 1927–1928 годах.

Большую статью напечатала в “Возрождении” (№ 926. 15 декабря) Зинаида Гиппиус, под своим обычным псевдонимом Антон Крайний:

“Обо всем в одних стихах не скажешь”, но стихами Ходасевича если не всё, то, пожалуй, многое скажешь. Он в них, прежде всего, четок; кристаллические стихи: подобно кристаллам, сложны они и ясны; ни одна линия не отъемлема, нужны все одинаково. ‹…› Отчасти благодаря своей четкости, резкости прямых линий, поэзия Ходасевича не “обворожительна”. Магия его “сурово стиснутых стихов” – иного порядка. Обвораживают туманности и “несказанности” Блока. Не говорю о том, плюс или минус для поэзии эта “обворожительность”. Да и Ходасевича с Блоком не сравниваю, не занимаюсь вопросом, кто из них больше “поэт”, кто меньше (какой праздный вопрос!) Я просто отмечаю, что Блок “обворожителен”, Ходасевич – нет. ‹…› Ходасевич принадлежит сегодняшнему дню, Блок – вчерашнему. Трагедия Блока – не то что менее глубока: но, при всех “несказанностях”, ее “механика” как-то проще. Сложнейшая трагедия внутреннего распада и постоянная борьба с этим распадом – воистину трагедия нашего часа[679].

“Обо всем в одних стихах не скажешь”, но стихами Ходасевича если не всё, то, пожалуй, многое скажешь. Он в них, прежде всего, четок; кристаллические стихи: подобно кристаллам, сложны они и ясны; ни одна линия не отъемлема, нужны все одинаково. ‹…›

Отчасти благодаря своей четкости, резкости прямых линий, поэзия Ходасевича не “обворожительна”. Магия его “сурово стиснутых стихов” – иного порядка. Обвораживают туманности и “несказанности” Блока. Не говорю о том, плюс или минус для поэзии эта “обворожительность”. Да и Ходасевича с Блоком не сравниваю, не занимаюсь вопросом, кто из них больше “поэт”, кто меньше (какой праздный вопрос!) Я просто отмечаю, что Блок “обворожителен”, Ходасевич – нет. ‹…›

Ходасевич принадлежит сегодняшнему дню, Блок – вчерашнему. Трагедия Блока – не то что менее глубока: но, при всех “несказанностях”, ее “механика” как-то проще. Сложнейшая трагедия внутреннего распада и постоянная борьба с этим распадом – воистину трагедия нашего часа[679].

Мережковский также чрезвычайно лестно отозвался в эти дни о Ходасевиче: “Бог нам послал певца Ариона в наш обуреваемый челн. Кажется, после Александра Блока никто не говорил таких вещих слов о русской революции, как Ходасевич”[680].