– А у нас с вами есть выход? – все еще не успокоившись, запальчиво спросил Алехин, но Куприн не успел ответить. От стены дома к ним устремилась, покачивая на ходу бедрами, женщина с дешевой меховой горжеткой.

– Разрешите прикурить, – приблизив лицо к лицу Алехина, хриплым голосом попросила женщина.

Алехин зажег спичку и поднес вспыхнувший огонь к концу папиросы женщины. На несколько секунд из темноты выплыли грубо подмалеванные губы, бесконечные морщинки на подбородке. Стало возможным разглядеть в полутьме большие, усталые глаза, синие круги и изможденное лицо с плохо закрашенными пятнами и морщинами.

– Благодарю, – произнесла женщина, когда конец ее сигареты засветился красным огоньком. Она еще раз выразительно посмотрела на Алехина и отошла к стене качающейся походкой.

– Настоящая Сонька-руль из вашей «Ямы», – заметил Алехин, вспомнив, как правдиво описал Куприн трагическую судьбу подобных женщин в своей повести.

Медленно пошли они дальше по слабо освещенным улицам ночного Парижа.

– Как твое здоровье? – прервал молчание писатель.

– Ничего, – уклончиво ответил гроссмейстер.

– Я смотрю: ты всерьез взялся за ум, – продолжал Куприн. – Специально следил за тобой в «Мартьяныче». Пил только кофе и лимонад. Покончил с «мерзавчиками» и «николашками»?

– Я теперь не имею права пить. У меня есть цель в жизни.

– Вот как! – не считая нужным расспрашивать собеседника, воскликнул Куприн.

– Я должен обыграть Эйве. Это для меня очень важно!

– А как дела с реваншем? – спросил Куприн. – Я слыхал, возникли какие-то осложнения.

– Были, но теперь все улеглось. Голландцы одно время закапризничали, сказали, что нет денег. Тогда я договорился играть в Земмериге. Когда возникла опасность, что их Эйве придется играть повторный матч в другой стране, мигом нашлись деньги и в Голландии.

– Все-таки интересно создан человек, – покачал головой Куприн. – Я читал статьи о матч-реванше. Как восхваляли тебя перед первой встречей в тридцать пятом году! Никто не считал тогда Эйве серьезным противником. А сейчас мигом все перебросились на сторону голландца.

– И что самое обидное, – подхватил Алехин, – Эйве же выиграл у меня матч с минимальным перевесом. Из-за неудачи в одной лишь последней партии я стал уже ничтожным в глазах «высоких» специалистов!

– Все-таки не все за Эйве, – заметил Куприн. – Ласкер и сейчас держит твою сторону. Я читал: он полагает, что после необходимого отдыха ты еще дашь шахматному миру много чудесных партий.

– Замечательный старик! – с теплотой вымолвил Алехин. – Как много он значил в моей жизни! А вы знаете: он уехал из Германии.