Анна мало знала Лосницкого; в ее прежних сношениях с ним было столько серьезного и отчаянно горького, что оно исключало обыденную часть характера, которая так важна в интимном кругу.
– Мне странно твое неудовольствие, – сказал Лосницкий. – Впрочем, в тебе это совершенно женская черта. Подобные отношения мужчины к женщинам, о которых я тебе рассказывал сейчас, очень естественны и извинительны, они даже необходимы и не только не мешают настоящей высокой любви к другой женщине, но еще и увеличивают и поддерживают ее. К сожалению, ни одна женщина не в состоянии этого понять…
Анна все больше и больше удивлялась. «Я этого не ожидала, совершенно не ожидала», – говорила она. И выпрямив свой стройный, величавый стан, она заходила по комнате.
– Тебе это кажется грязным, – сказал Лос[ницкий], – но поверь мне, что сердце мое способно любить и понимать прекрасное.
Анна, разумеется, ничего на это не ответила.
Видя такое расположение, Лосн[ицкий] стал прощаться, и как ни рано еще было, но Анна его не удерживала.
Анне в короткое время пришлось открыть не одну черту из мнений и взглядов Лосницкого, которые ей крайне не нравились. Образ жизни их, уединенный и однообразный, лишенный крупных интересов, где человек мог бы высказаться вполне, еще более способствовал выражению мелких сторон характера и неприятных по этому поводу столкновений. Анна жестоко восставала против всего, что она считала недостатком или слабостью, никакой ум, никакое сердце не могли ее заставить забыть о них. Она относилась к ним тем более враждебно, что когда-то этот человек ей казался совершенством. В ее строгих суждениях Лосниц[кий] видел только нападки, придирки к человеку, который вдруг сделался не мил и к которому беспричинное охлаждение она искала оправдать чем-нибудь. Известно, что при таком настроении обоих жизнь их вместе шла крайне плохо. Исчезли даже те братские доверчивые чувства, на которые они могли рассчитывать друг перед другом как друзья. Отношения их становились более чем холодны и натянуты. Они были невыносимо тяжелы для обоих. Лосницкий видел, как трудно и опасно его положение, он видел, что, оставаясь при ней, он рискует потерять свое последнее благо, ее уважение, и не мог ни на что решиться… Между тем жизнь, которую они вели, отсутствие всякого дела, всякого круга, при взаимном несогласии, становилась ему невыносимой. Он предложил Анне ехать назад в Россию, забывая, впрочем, подумать, насколько это для нее будет лучше. Анна согласилась без противоречия, без малейшего раздумья, не спросив даже, когда и как. Казалось, ей было все равно, где жить, и как, и с кем, репутацией своей она мало дорожила, так как не для кого и не для чего было ей дорожить ею. Но Л[осницкий] не торопил ее отъездом. Он ждал чего-то.