Все они – “за”, все они готовы оказать любую помощь, чтобы облегчить появление на свет моего детища. Но, конечно, решающее слово принадлежит Вам, Сергей Сергеевич.
Роман духовно здоровый, роман партийный по самому высокому счёту. И во имя нашей общей веры, о которой так славно мы начали разговор и который, я надеюсь, ещё продолжим, во имя наших святых ребят, которые на войне погибли за эту веру, во имя тех, кто и сегодня верен знамени (А. Овчаренко в восторге от Калины Ивановича!) – во имя всего этого прошу Вас, умоляю, если хотите: дайте скорее журнальную жизнь роману!
Удивительным образом концовка этого письма очень напоминает письмо Фёдора Абрамова Борису Заксу в июле 1958 года, в котором он писал о судьбе «Братьев и сестёр». Вот только 1978 год не 1958-й, да и Абрамов не на первой ступени к литературному олимпу. И всё же его душа рвалась от боли и непонимания.
Мелькнувшие в письме Сергею Наровчатову строки о том, что нет сомнений в том, что «Дом» напечатают, скорее всего, были банальным блефом. Уже по возвращении в Ленинград 19 сентября – запись в дневнике:
«Всё сделал, чтобы выиграть битву за роман. Звонил по телефону, обивал пороги, расплывался в улыбках, кланялся в пояс, поддакивал и прикидывался ортодоксом, играл в демагогию, отпускал комплименты… и выходил из себя, орал, угрожал, разъярённым быком кидался в атаку…
Нате, сволочи! Всю жизнь живу, а ползаю на брюхе, а уж ради романа-то сам Бог велел идти на всякие подлости.
Нет, подлостей больших не было. Слава богу, не было. Но игры, прикидонства и ярости неподдельной – хоть отбавляй.
Знаю, хорошо знаю: пользы от этого немного. Но, во-первых, всё сделал, не в чем упрекать себя, а, во-вторых, духовная накачка…»
И опять через два дня, 21 сентября, обречённо: «Я даже не переживаю теперь из-за “Дома”. Напечатают – хорошо, и не напечатают – рыдать не буду». Знать, всё же надежды большой не было! А когда напечатали в декабрьском номере, уже 15 января 1979 года Абрамов записал в дневнике:
«И в Москве, и в Ленинграде определилось два отношения к роману. Одни рвут и мечут, требуют расправы над автором (“К стенке его!”), в родные братья Солженицына зачисляют. Это Удальцов в Москве (“Литгазета”) и Холопов в Ленинграде.
Да, да, все заняты сейчас выискиванием недостатков в романе. Как бы утишить, усмирить разыгравшиеся вокруг него страсти, как бы нейтрализовать его влияние на читательские умы.
Горько, обидно до слёз! Вот случай серьёзно высказаться, поговорить о делах России. Нет, нет! Одни предпочитают отмолчаться, другие заняты – как скомпрометировать роман.