Но намеченная в Ленинке встреча едва не расстроилась. Мучившая несколько дней кряду стенокардия ещё больше обострилась в самый неподходящий день – 15 декабря. По всей видимости, сказались сильное перенапряжение последних месяцев и бесконечные бессонные ночи. Фёдор Абрамов действительно очень много работал по ночам и, частенько вовсе забывая про сон, продолжал работу с восходом солнца. А днём ждали другие дела. А когда вспоминал, что стоит поспать, – принимался за снотворное. В беседе с писателем Анатолием Ивановичем Белинским Абрамов признавался: «Я работаю только по ночам, когда никто не мешает. Чтобы не спать, я пью кофе, зато потом не могу уснуть. Приходится пить снотворное…» И так было много лет, особенно в последние годы.

Но 15 декабря 1980 года Фёдор Абрамов всё же пришёл в Ленинку.

Фёдор Александрович был тепло одет: на нём была дублёнка, распущенная шапка-ушанка. Но его бледность выдавала, что ему сильно нездоровится. На вопрос, что случилось, неохотно ткнув ладонью в область сердца, произнёс: «Жмёт!»

Ещё задолго до начала конференц-зал был забит до отказа. Без четверти шесть Фёдор Абрамов под аплодисменты поднялся на сцену, поклонился и присел за круглый столик. В чёрном костюме с расстёгнутым пиджаком, в белоснежной рубашке, при галстуке смотрелся он очень элегантно.

К слову сказать, Фёдор Абрамов, хоть и крестьянской закваски, любил одеваться красиво. Пижонства не признавал, но стиль выдерживал. В одежде ценил строгую элегантность, но и на моду нет-нет да и заглядывал, мог появиться и в джинсах, и в кожаном плаще. Но всё в меру и по случаю. Несмотря на необученность светским манерам, к внешнему виду относился с достоинством. Примечательный штрих: по воспоминаниям поэтессы Ольги Фокиной, налипший на воротник и плечи полушубка снег рукой никогда не смахивал, а стряхивал, так сказать, по-барски, наотмашь.

Но вернёмся к авторскому вечеру в Ленинской библиотеке. Когда после вступительного слова ведущего очередь дошла до Фёдора Абрамова, тот, встав из-за стола, без всякой раскачки начал сразу о главном, слив воедино понятия «русский дом» и «Россия»:

«Начну с русского дома. По-моему, ничего этого нет важнее. Не буду касаться всех комнат русского дома. В Москве, в Ленинграде, в других городах дома, как вы знаете, хорошие, красивые. Но у всякого дома, кроме парадных комнат, есть жилые комнаты, подсобные помещения. Вот эти-то последние, а они главные, нуждаются в ремонте, в конкретной перестройке. Особую тревогу вызывают поля, окружающие дом. Дом не может существовать без поля, без нивы. А нива плохо кормит нас. Хлеб мы который уж год ввозим из-за границы… Всюду бюрократизм. Райцентр сейчас – это посёлок чиновников!.. Я за власть, но слишком уж велики у нас управленческие штаты. Надо сделать так, чтобы крестьянин был не работягой, а творцом… “Писатели-деревенщики” – термин дикий и несообразный, а пишут они о глубинных процессах, происходящих в России, и роль свою выполняют неплохо…»