11 июля 1822 года граф Румянцев писал Малиновскому: «Пред Вами, как пред другом моим, не токмо простительно, но даже прилично похвалиться, что Государь Император о всемилостивейшем ко мне внимании и милосердствуя о моей дряхлости, Сам меня изволил посетить в моем дому. Вы легко себе представить можете, сколько сие обстоятельство и милостивое Его со мною обхождение меня тронули до глубины сердца» (Переписка. С. 228). Однако, получив через неделю экземпляры 3-го тома «Собрания государственных грамот», граф Румянцев из-за прежнего предисловия не мог приступить ни к поднесению государю, ни императрицам, ни к раздаче прочим особам. Придется ожидать, когда предисловие будет переделано так, как он просил.
Но огорчение быстро прошло, как только Румянев узнал, что в Старой Рязани недавно обнаружены российские древности, а Малиновский тут же отправил в Рязань Константина Калайдовича, которому поручено доставить ему «точное сим вещам описание».
В это же время Румянцеву прислали из Вильно реестр Радзивиловского архива. Как горько стало Николаю Петровичу, просмотревшему реестр и каталоги этого архива, что русские ученые так поздно взялись за издание грамот и договоров: после многих утерь – архив множество раз расхищали, здесь все равно сохранились два акта ХV века, а по спискам там хранились и более древние документы на русском языке, даже ХI века.
22 июля 1822 года Румянцев получил чистые листы нового предисловия к 3-му тому «Собрания государственных грамот и договоров». Это предоставило ему возможность преподнести императору третью часть до отъезда его величества.
Письма граф Румянцев писал собственноручно, но их было так много, что уставал, приходилось диктовать. Он сознавал свои слабости, его мучила глухота, и другие недуги не давали ему покоя, но в сентябре 1822 года он вместе с Константином Федоровичем Калайдовичем решился поехать в город Ржев, где в городище Микулине у крестьян скупил некоторые памятники русских древностей. Послал их с Калайдовичем на более внимательное рассмотрение Малиновскому в Москву, пусть посмотрят, какового они достоинства, и определят, какого века. «Странно, что в числе крестов, имеющих форму хорошего вкуса, – писал Румянцев Малиновскому, – и часто одинаковых лиц изображение, на многих встречается подле Христа, как молельщик его Михаил в царской короне по западному обряду; кто таков, по заключению Вашему? Один крест, хотя медный, но работы искусной; украшения приятным образом расположены; у подножия Христова какой-то Стефан и товарищ его. В Тверской истории есть ли упоминание о таковых особах? На одной плоской дощечке Вы изволите найти изображение человека, разсекающего козлище, а может быть и человека, что худое зрение определить не может. Мне помнится, что точно такое же изображение находится на одной из древних наших Великокняжеских печатей; утвердительно однакож этого сказать не могу. Вы также увидите, Милостивый государь мой, род очень маленькой медной гривны, на которой, ежели не ошибаюсь, никакого иного изображения нет, как серафима, и по этому трудно сию гривну за иное принять, как за духовный талисман, то есть, которая оберегала от бед и злых приключений ту особу, которая ее на груди носила. В числе микулинских находок есть и печать, по надписи своей любопытна; но в надписи сей есть слово