Светлый фон

Граф Румянцев не оставлял вниманием мореплавателей Ивана Крузенштерна и Отто Коцебу, которых, казалось бы, совсем недавно снаряжал в кругосветное путешествие, писал письма как министр коммерции и как член Российско-Американской компании «О торговле с Китаем» и о «Торговле с Японией», писал инструкции командирам кораблей.

Прошли годы. Отто Коцебу только что, как командир корабля «Рюрик», вернулся из трехлетней (1815–1818) экспедиции. Но изучая письма и донесения мореплавателей, Крузенштерна, Лисовского, Коцебу, граф Румянцев так и не получил ответ. Мысли о Берингове проливе по-прежнему волновали его. Понятное дело, что казак Семен Дежнев вместе с Федором Поповым проплыли от устья Колымы, обогнув Чукотский полуостров, и оказались в Тихом океане. Значит, есть Берингов пролив между Азией и Америкой, а не «пространнейшая Морская Губа», как утверждают англичане. Но казак Дежнев не оставил документов, в памяти только мифические рассказы о путешествиях, а нужны научные доказательства. Румянцев вспомнил подробнейшие письма Резанова к нему в 1803–1806 годах, столько лет минуло, а вдруг найдется в них ответ на мучивший его вопрос? Через несколько дней в канцелярии Министерства коммерции отыскались эти письма Резанова, в которые граф Румянцев с жадностью углубился.

4

4

Приезжая в Гомель, граф Румянцев надеялся сосредоточиться на строительстве зданий в городе. Но надежды – одно, реальная жизнь – другое, и он продолжал ощущать себя поглощенным древними рукописями. От древностей российских ему уже не освободиться, настолько вошли они в глубь его души; письма, рукописи поступали к нему постоянно. Стоило решить один вопрос, как на следующий же день возникал другой, не терпящий отлагательства. Вот только что получил письмо Малиновского и пятнадцать экземпляров «Памятника российской словесности ХII века», и содержание книги, и предисловие отработаны очень хорошо, публика с благоговением примет эту книгу. Но почему прислали экземпляры в листах? В Гомеле нет таких переплетчиков, как в Москве. А Калайдовичу пусть заплатят от его имени 400 рублей ассигнациями за труд, а также и господину Селивановскому за издержанную бумагу.

На днях он видел у старообрядца свежий рукописный экземпляр «Кормчей», правописание и почерк обозначали, что копия только что снята с очень древнего манускрипта: великий князь Владимир Василькович отправился в Нагай, а жена его Ольга так была больна, что сопроводить его не могла. И все описанные обстоятельства напоминают ему то, что происходило с князем Волынским, которого летописец называет ученым, философом, какого прежде не бывало и впредь не будет. Но так ли? Конечно, Малиновский совершенно правильно поступил, что от его имени послал московскому архиепископу обе части уже изданных государственных грамот, его благорасположение необходимо московской и петербургской группе. А вот что делать с царской грамотою давно умершему митрополиту Филиппу? Да, есть список, но это малое доказательство, это может быть и подделка. Ведь таковое послание царя было якобы отправлено к гробу святителя. Не лучше ли взять справку в Соловецком монастыре или в Патриаршей библиотеке? Граф Румянцев всерьез опасается, что это не что иное, как витийственное сочинение по подобию тех, кои французы в своей литературе называют «Героиды». Изучая памятники словесности ХII века, он утвердился во мнении, что и некоторые послания Даниила Заточника творения такого же рода. Возможно, найдется опровержение его «сумнениям», так что он рекомендует Малиновскому поступать «как заблагорассудите». Или вот перед ним список с любопытной грамоты царя Алексея Михайловича, которую можно включить в 3-й том, а может, ее издать в каком-либо особом собрании грамот?