Евгении казалось, что стены палаты раздвинулись и счастливый вихрь, подхватив ее, ласкает воздушными струями. Как стремителен и неудержим порыв, и как неохотно выпускает он ее из обволакивающего плена.

Но вот умолк магнитофон, лезут с поцелуями девчата, больно, не рассчитав, пожимает руку Василий Николаевич. Евгения умоляет гостей побыть еще немного, но все, кроме Вячеслава, покидают палату.

Потом она долго плакала, не стесняясь Вячеслава.

— Ну почему… почему, — всхлипывала Евгения, размазывая косметику, — мы не могли быть из одного города или уехать в один и тот же день? Они словно умерли для меня все сразу.

Тем временем Вячеслав убрал со стола, расставил стулья.

Евгения признательно улыбнулась.

— Я рада, что ты сблизился с ними.

— Я тоже.

— А эта выдумка со свадьбой? — Ее улыбка приняла совершенно иное выражение. — Шутка шуткой, но то, что ты остался, они восприняли как само собой разумеющееся.

…Было уже далеко за́ полночь. Он не шевелясь сидел на кровати, она на стуле, сцепив пальцы на коленях. Оба не проронили ни слова. Слова были ни к чему. Они остались по ту сторону уже пройденного барьера и произносить их заново было лишним и бессмысленным. Но оба догадывались, что надо, что необходимо выразить мучившее обоих, но каждый не решался сделать это первым, полагаясь на другого. И продолжали оставаться на своих местах, боясь даже движением потревожить тишину, что оградила их от всего мира стенами, за которыми лежала глубокая ночь да бушевал ветер.

До утра оставалось несколько часов. Евгения поймала себя на мысли, что тянет время, не зная, как ей поступить дальше.

Вячеслав тихонько, по-гостиничному посапывал, прикрыв глаза рукой.

Пожалуй, это самое лучшее в их положении. Она осторожно прошла к выключателю, потушила свет.

— Напрасно, — бодрствующим голосом сказал Вячеслав.

— Тогда я зажгу, мы не обменялись адресами.

— Мой, если хочешь, запиши. Но не уверен, что он понадобится.

Убеждать в чем-то этого упрямца было до смешного глупо.

Евгения подсела ближе, назвала адрес. Тонкий лучик пролегал через всю комнату, словно делил ее надвое.

«Мы на одной половине, — размышляла она. — Но это сейчас.

— А потом?.. Не проляжет ли между нами целая пропасть».