Евгения раздвинула шторы, стала так, чтобы не загораживать свет, падающий на него. — Тебе придется выслушать меня. — Стекло холодило затылок. — Если бы я не знала тебя до… последнего, у меня сложилось бы о тебе совсем другое мнение. Но я знаю тебя. Более того, знаю лучше, чем кто-либо. Сам того не ведая, ты разбудил во мне женщину в самом лучше смысле этого слова. Ты даже не можешь представить, насколько всё серьезно обернулось для меня. Настолько серьезно, что не уложилось в твои привычные представления. Впрочем, как и мои тоже. Ты мечтаешь, когда у всех проснется заложенный с рождения
Вячеслав смахнул упавшие волосы, но головы не поднял, слушал напряженно.
— И я думаю, хватит тебя надолго быть таким? Может быть, это обыкновенная блажь?.. Тогда мне вдвойне обидно. Гораздо обиднее, чем тебе сейчас.
Какое-то время они молчали, потом Вячеслав сказал приглушенно:
— Все верно, Женя. Я радостно млел, ничего не замечая. Но посуди сама. Всё так обернулось: нежданное свидание, гости, ночь. И тут… Я подумал, что ты смеешься надо мной, просто дразнишь. Перед тем ты целовала меня так, что на миг явилась просто, как справедливо заметила, женщина. А я по-прежнему оставался для тебя…
— Ты и сейчас остаешься таким же.
Он встал, зашарил по столу, что-то опрокинув, снова сел.
— Странная штука — жизнь. Через час-другой мы расстанемся и, скорее всего, навсегда. Спрашивается, нужно ли ломать голову… Но так уж, видно, устроен человек.
—
Она почувствовала, едва только спало напряжение, неимоверную усталость. Какой все же длинный и короткий их последний день.
Ветер стих. Как будто ночь, жадно приложившись к окну, шикнула на него ледяным дыханием, желая остаться единственной свидетельницей происходящего.
— Спасибо тебе, — твердо произнес Вячеслав.
— Выдумал тоже, — прилегла Евгения.
— Спи, я разбужу, — пообещал Вячеслав.
— Чудак. В шесть придет отец, а до этого ты должен исчезнуть.
Он неслышно шагал, стараясь не ступать туда, где скрипел паркет.