В поисках ответа пытливо смотрела на него. Дыхание Вячеслава раздавалось совсем рядом; протяни она руку…

Он сделал это раньше ее, и легкое прикосновение словно прорвало преграду, сковывавшую обоих. Евгения без конца покрывала поцелуями его смутно белеющее лицо; отчетливо слышала стук сердца в напружинившей груди, улавливала биение голубой жилки.

Внезапно она с ужасом увидела, как та самая, черная, холодная волна сбила с ног, понесла с собой. Евгения пытается выбраться, но страшная волна вновь накрыла, грозя бросить на камни. Она беспомощно барахтается в черном буруне прибоя, не в силах позвать Вячеслава. А вот и он. Но вместо того, чтобы помочь, увлекает глубже. Евгения с трудом отбивается, плывет, что есть сил, назад, к спасительному берегу…

Возглас Вячеслава был скорее горьким, чем недоуменным.

Шторы колыхнулись, сдвинули полоску света.

«Как же это? — готова была закричать Евгения, — почему так? Она съежилась, прижав руки к груди, словно старалась уберечь безвозвратно ускользающее. — Зачем он так?..»

Вячеслав, затаившись молчал.

«Оскорбился, — поразилась Евгения. — Но я же пеклась и о нем».

Будь она в гостях, ушла бы не задумываясь. Но в гостях был он. И молчание его становилось невыносимым.

— Не знаю, кто сказал, но я запомнила: «Мы чистыми пришли и осквернились, мы радостью цвели и огорчились». — Случись у нас, и тогда… Неужели это и было бы платой за все хорошее, что подарил мне ты? — со слезами выговорила Евгения.

— Твоя плата не лучше.

— Слава, я…

Вячеслав возбужденно заходил.

— Ты распоряжаешься мною, как хочешь.

Она готова была зажать уши. Только не эти упреки.

— Значит, ты и раньше считал, что нас ждало… И это ты?..

Вячеслав всё повышал голос.

— Ничего я не считал, и сейчас не считаю. Но раз так уж пришлось. — Подчеркнуто присел на самый краешек. — Впрочем, чего болтать зря.

— Не зря.