При упоминании Зубаря Герман отвел его подальше от людей. Но Захар быстро пришел в себя и отчужденно спросил, что надо постороннему.

Мешалкин уже догадался: Илья и бледнолицый как-то связаны друг с другом, и без утайки сказал об этом.

— Илья, такой… лохматый?

— Патлатый, — подтвердил Герман, предложив Захару пойти к нему.

По дороге Мешалкин купил съестного и, пока не приготовил яичницу с колбасой, ни о чем не спрашивал Захара. Тот, хотя и в расстройстве, ел все за милую душу.

Но когда Герман все же поинтересовался, с чего тому взбрело в голову переться в милицию, встал из-за стола.

— Кто тебе приказал следить за мной?

Герман успокоил Рычнева, упомянув о церкви в Журавской.

— Тебя сам Бог послал ко мне, — широко раскрыл глаза Захар. — Я молился в безысходности.

— Но покушались на тебя после молитвы.

— Они не остановятся ни перед чем… Они…

— По крайней мере один из них утром был здесь.

— Ты имеешь в виду Лохматого?.. Значит, он откололся от Зубаря, — приободрился Рычнев.

— Меня он почти убедил в этом.

— Зубарь… гад ползучий… на нем кровь.

Спотыкаясь на каждом слове от волнения, Захар без утайки рассказал, что произошло на озере.

Герман, много чего повидав на своем веку, старался не встречаться с ним взглядом, зная, что парню уже ничем не поможешь.

Укорил себя и за лишнее сочувствие чужому человеку. Беду Захара он не станет взваливать не себя.

Словно догадавшись, Захар нервно всхлипнул:

— Кроме милиции, мне негде искать защиты.