— Господь не всегляден. Но пока Он в сердце человека, тому ничто не грозит, кроме естественных недугов… Ступай, — перекрестил Захара священник. — Удел твой нелегок, но сам ты чист пред Всевышним. Каково будет твое последнее желание?
Захар поцеловал крест и, развернув бумажный сверток, отдал священнику деньги.
— Это вознаграждение за клад. Друг мой Герман Мешалкин завещал отдать свою долю на восстановление храма. Примите и отслужите молебен за его упокой.
— Исполню, как ты просишь, сын мой.
Рычнев откланялся и, не разбирая дороги, зашагал между станицей и Доном, затянутым по берегам хрупким льдом.
Когда спустя время завиделись бугры близ хутора, дробный стук копыт отвлек Захара.
Десятка два всадников скакали неподалеку.
Захар отчаянно замахал, бросился наперерез.
Рослый верховой придержал разгоряченного коня. Башлык скрывал заросшее лицо, но Захар догадался, кто перед ним… Не отрываясь, смотрел он в глаза есаула, пока тот, стегнув коня, не взял в намет.
Не раздумывая, Захар пошел следом.
Пасмурный январский день исходил, обрамленный ранними сумерками, таял, словно большой серый сугроб.
Захар заспешил. Но не оттого, что увидел впереди человека… Сырой, пронизывающий ветер донес от Свищева переката первые залпы.
— Не сме-е-ть, Пахомов, не стреля-я-й! Это я — Рычнев и Коченков-младший… Не стреля-я-й, господин еса-у-ул!..
— У-у-л, у-у-л… — с жутким завыванием ответило эхо.
Два бегущих человека сблизились в пустынной степи.
И там, куда они стремились, в ненастном небе уже собиралась стая черных, крикливых птиц…