Как ни парадоксально, но демократическая позиция правительства, честно объявившего о повышении цен, оказалась не принятой широкими слоями. Люди, привыкшие в своем большинстве к неприкрытой лжи, оказались не готовы к правдиво-суровой действительности. Безусловно, можно было все преподнести иначе, сопроводив шумной трескотней восхваления очередное «достижение». К чести тех, кто стоял тогда у руля, на это не пошли, как не пошли на то, чтобы пресечь ядовитый слушок: «при НЕМ-то все дешевело»…

И при «родном отце» скрыто, но повышались цены. Ежегодный сталинский заем, не говоря уже о налогах, по своей изощренности превосходившие эпоху крепостничества, лишнее тому подтверждение.

Искать виновных, не объяснивших прописные истины сбитым с толку рабочим, безнадежно, гораздо важнее обратить внимание на тех, кто скрывает их и поныне. Кто, как не они, замалчивают, что цена того же мяса в 1962 году стала выше лишь на 30–40 копеек, а не на 150–200, как в семидесятые (естественно, не в государственных магазинах, где оно исчезло за одну ночь, а в госкооперации, куда перекочевало странным образом); они же лишний раз не подтвердят, что питательные свойства и вкусовые качества тогдашних молочных и мясных продуктов были не в пример выше, чем стали при «дорогом и любимом»; не кто иной, как они вешают на грудь Леонида Ильича (мало ему других наград) едва не медаль за «гуманизм», дескать это он отпустил до 50-летия Октября участников июньских событий… Знают ли те, кто вышел тогда из лагерей, что, будь его воля, он со своими соратниками законопатил бы их обратно в Джезказган или в район падения тунгусского метеорита. Не восстановление законности было нужно новоявленному вождю, а очернение прежнего руководителя страны… Результаты невиданного в истории культа невольно испытали и те, кто возвращался, и те, кто шел на их место.

Безусловно, памятный знак погибшим в 1962 году нужен. Но гораздо важнее он в память о неизмеримо больших жертвах с октября семнадцатого по март пятьдесят третьего. Возможно, тогда и призадумаются сторонники «жестокого курса», намеренно выделяющие из всех бед Новочеркасск-62 — мол, при НИХ такого не было… Да случись это при «НИХ», новочеркасцев неминуемо постигла бы участь народов Северного Кавказа. Чего-чего, а опыта в этом не занимать… Но не внимают разуму недалекие злопыхатели. Вот уж кому куцая гласность развязала языки. Как подробно, на пониженных тонах объясняй они совсем недавно причины исчезновения очередного товара, как льстиво улещали недовольных. И как громогласно трубят сейчас о нехватке всего, будто не знают о неразгруженных составах и судах. И будут кричать, пока у нас во всеуслышанье не подтвердят, что саботаж нынешний и начала шестидесятых — звенья одной цепи… Новочеркасск помнит, как торговали очищенным без кожуры (много ли его возьмешь?) картофелем, а на базах он гнил тоннами; помнит перебои с белым хлебом, хотя муки в городе было вдоволь — откуда бы взялись душистые караваи и сдобные булочки, вдруг посыпавшиеся, как из рога изобилия, в один октябрьский день 1964 года? Не забыл, как тотчас повеселел загрустивший было аппарат — и не в связи с победой наших олимпийцев в далеком Токио… Испытает ли он радость еще раз, или так и будет находиться в приятном предвкушении?!